Нас позвали высокие широты
Шрифт:
Подготовка к приходу судна вступила в решающую фазу. По опыту прошлых грузовых операций наши умельцы во главе с Романовым–старшим и Николаем Неверовым сколотили мини–причал, позволяющий принимать два кунгаса одновременно. Соорудили на берегу, столкнули трактором в море, опробовали и снова вытащили на берег, чтобы не достался в добычу очередному шторму. А груда ящиков на берегу просто радует глаз, люди работают с шутками- прибаутками, подгонять никого не надо.
Чижов дает распоряжение — патроны, выданные на руки участникам маршрутов, расстрелять, карабины вычистить и упаковать. Что называется — дожили. Полдня рвали воздух залпы и одиночные выстрелы, полдня тянуло порохом от Базового снежника Бургомистры, дождавшись окончания стрельбы, срочно выслали воздушный патруль, который, облетав базу и стрельбище, возвратился с докладом к пернатому населению о необычном поведении людей в бухте Володькиной. Ляля Бажева все чаще напевает песенку–заговор, в попытке вызвать таинственную «Унжу» из морского простора:
Только в море, только в море, Безусловно, это так! Только в море, только в море, Счастлив может быть моряк.Полярник, за которым плывет моряк, тем более счастлив.
И настал день! Вечером 7 сентября (мы рке в третий раз встречали наступление вечерних сумерек на Новой Земле) с полярки сообщили: «Унжа» на траверсе Архангельской губы, всего в сотне с небольшим километров от нас. К этому времени кают–компания базы лишилась почти всей мебели, и голоса словно отлетали от голых стен, поэтому обсуждение ближайших жизненных перспектив запомнилось в сопровождении странного гулкого эффекта Основная тема — успеет ли за ночь долгожданная «Унжа» добраться до нас Разумеется, все считают, что «Унжа» движется слишком медленно.
Ближе к полуночи устанавливаю на полуострове Савича теодолит и долго ищу в сумеречной морской дымке где–то у мыса Макарова такой желанный крохотный топовый огонек Ни огней, ничего похожего на очертания судна в бесконечной череде волн. Необычайная тишина объяла Новую Землю накануне столь знаменательного события. Наша база в глубине бухты Володькиной затаилась в безмолвии. Возвращаясь с Савича, впервые задумался: неужели все окружающее совсем скоро станет нашим прошлым, пусть даже и неповторимым? На берегу бросаются в глаза огромные груды ящиков, затянутые брезентом. В отличие от высадки два года назад, сейчас все в идеальном порядке и строго соответствует маркировке. Портативный мини–причал ласкает глаз белизной свежеоструганного дерева. Уже скоро…
— Была связь с «Унжей», — информирует нас утром полярка голосом Щетинина. — У Баренцевых островов они. Обещают быть во второй половине дня.
На базе все готово к последнему авралу, и последние часы тянутся особенно утомительно и тягостно. Погода стоит спокойная, временами солнце. Сейчас это никого не волнует, люди погрузятся даже в ураган. Временами кто–то нарочито лениво поднимается к моему теодолиту и самым безразличным голосом интересуется:
— Еще не видно? Ну–ну.
После полудня я в который раз заглянул в окуляр и осторожно провел трубу микрометренными винтами по горизонту. Сердце у меня тревожно екнуло — что–то постороннее, размером чуть побольше самой занюханной молекулы, возникло в пустынном морском пейзаже, зацепившись за сетку нитей в самом центре поля зрения. Не просто зацепилось–медленно смещалось относительно вертикальной нити. Пока это скорее признак парохода, чем сам пароход. Самые нетерпеливые из околачивавшихся поблизости продолжили эти поиски.
— Дик, — посоветовал Зингер, — бери по десятке с желающих, к вечеру у тебя будет куча денег.
— Это не судно, — вдруг произнес кто–то чересчур медленно, едва не по слогам, — скала.
— Сам ты скала, — парировал очередной наблюдатель, продемонстрировав Фоме Неверующему здоровенный кулак.
…Итак, это случилось! Теперь уже ни у кого не было сомнений, что в окрестностях мыса Макарова появился пароход, и, самое главное, он пришел за нами. Но прошло два или три часа, прежде чем мы услышали такой радостный и желанный плеск отданного якоря и грохот якорной цепи. Всего–то старенький, явно потрепанный пароходик: на полторы тысячи тоннажа. Даже на расстоянии клепаные швы корпуса напоминали выпирающие ребра дистрофика, а потеки ржавчины тут и там проступали в пятнах отвалившегося сурика. И все–таки это был самый замечательный корабль в мире, прибытие которого знаменовало наступление нового этапа жизни для каждого из нас.
Начался какой–то радостный, светлый последний аврал, когда самая тяжелая и грязная работа не в тягость, а любые проблемы решаются с шутками–прибаутками. Общее настроение выражается коротким и емким словом — домой! Так пронеслось трое суток. Один из последних рейсов трактора, чтобы доставить тяжелую мраморную плиту на могилу нашему Олегу с эпитафией:
ОЛЕГ АНАТОЛЬЕВИЧ ЯБЛОНСКИЙ 1930–1958 гг. Участник Международного Геофизического года. Погиб на леднике Шокальского 15 июня 1958 года. Ледник навеки стал твоим Надгробным обелискомПеред посадкой на судно поднимаемся к могиле Олега и долго стоим в молчанье в унисон со всей Русской Гаванью. Ни единого порыва ветра не нарушило нашего прощания. Не только Олег стал частью Новой Земли, но каждый из нас оставил здесь два года собственной жизни и частицу своего сердца помимо горестных воспоминаний. Последнее «прости» нашему товарищу, которого мы оставляем здесь навечно. Так же молчаливо возвращаемся к базе.
В последний раз обходим базу. Псы, не понимая происходящего, путаются под ногами, не вовремя заигрывают, словно по–своему воспринимают разлуку с людьми. Вместе с прочим имуществом все это достанется соседям Олег Павлович торопит уезжающих с последним дори. Странно видеть, как за пенистой кильватерной струей уменьшаются постройки базы, которая выглядит необычно пустой — только силуэты собак, совсем сбитых с толку событиями последних дней. Лишь теперь до нас доходит, что экспедиция закончилась…
На судне в каютах разместили только женщин и руководство, включая Щетинина и Чижова. Остальные возвращались, устроившись на тюках прессованного сена под огромным брезентом в трюме, гулкое пространство которого едва освещалось немощной желтоватой лампочкой. Спускаться и выбираться на верхнюю палубу приходилось по вертикальному скоб–трапу. В 23 часа 11 сентября 1959 года, через 26 месяцев после нашей высадки в Русской Гавани, заработал винт «Унжи», и сразу за тонким бортом глухо и мощно заплескала вода. Все дружно бросились на палубу, чтобы попрощаться с Новой Землей. Возвращение началось… Как уютно засыпать на сене в глубине трюма, завернувшись с головой в брезент под сопение и ночное бормотание спутников, возвращающихся к новой жизни на Большой земле, где нас ждало продолжение экспедиции — обработка наблюдений и написание отчетной монографии.
Короткий заход в залив Мурман у полуострова Адмиралтейства позволил провести полевое дешифрирование аэрофотосъемки этого исторического места, одновременно объяснив, что исчезновение пролива, которым воспользо–вались голландские моряки в 1594 году, связано с более поздней подвижкой ледника Низкий, подтвердив этот вывод позднейшими литературными источниками.
В Москве мы убедились, что руководство достаточно прилично восприняло полученные нами результаты, хотя, видимо, не одобрило мой отказ от использования фототеодолитной съемки. Я совершенно правильно перенес в своей деятельности упор с движения льда (которое до сих пор остается наиболее дискуссионной проблемой) на колебания ледников и общую эволюцию, что нашло понимание у моих коллег. В частности, мои данные в части колебаний ледников были использованы для сопоставления с оценками вещественного баланса оледенения ледникового покрова Новой Земли по оценкам Чижова, Нам удалось оценить впервые потери льда на ледниковом покрове Новой Земли величиной 3 кубокилометра ежегодно с расхождением по двум независимым оценкам в пределах 20 %. Когда–то Русанов определил направленность развития оледенения Новой Земли на качественном уровне, нам это удалось уже на количественном.
Среди моих результатов незаметно прошел вывод о разнице в темпах отступания ледников по побережьям Баренцева и Карского морей, который позднее в моей деятельности оказался весьма перспективным направлением.
В целом я был удовлетворен содержанием своих пяти глав в нашей коллективной монографии [3] .
Только в Москве мы уяснили, каким бесценным материалом обзавелись, хотя я на первое место поставил бы приобретенный полярный опыт. Судьбы участников опи-
3
Чижов О. П., Корякин В. С., Давидович Н. В., Каневский З. М., Зингер Е. М., Важева В. Я., БажевА. Б., Хмелевской И. Ф. Оледенение Новой Земли. М., 1968.