Нас тревожат другие дали. Выпуск 3
Шрифт:
До вечера он хотел добежать до избушки, где можно было отогреться и отдохнуть. Там всегда есть замороженные пельмени, хлеб, соль, в печурку уже наложены дрова с берестой под ними. Только чиркнуть спичкой – и затрещит огонь, побежит по бересте, коптя чёрным дымом. Немного погодя начнёт оттаивать так называемый куржак, и с потолка закапает весенняя капель.
А пока он пересёк речку, засыпанную снегом вровень с берегами, Большую Чёрную, левый приток Томи, как раз в том месте, где когда-то располагался четвёртый Сиблаг НКВД, основным занятием которого была заготовка леса. Николай ещё пацаном не раз выбегал из дома посмотреть на тянувшийся через деревню обоз с брёвнами, которые доставлялись на ближайшую железнодорожную станцию. По бокам обоза, верхом на лошадях, с автоматами на груди, в овчинных полушубках, в ватниках и валенках, ехали охранники. А на санях, поверх брёвен, иногда на клочке сена, сидели по одному люди, одетые все одинаково. На головах шапки-ушанки, на ногах валенки, в чёрных фуфайках, второе название которых – телогрейки. Именно в них после войны поднималась советская страна. Из послевоенной разрухи вырастали
Выходя из леса на болотину, ударил из озорства лыжной палкой по стволу небольшой ёлки – снег с веток ухнул в сугроб, а ветви, освободившись от непосильного груза, почти лежавшие на снегу, вскинулись вверх и, как будто благодарили, с достоинством закивали.
После Большой Чёрной до бывшего леспромхоза «Ларино» тянулось болото с чахлым кустарником и редко попадающимися сухими берёзками. Летом можно пройти через него только с местным проводником, так как повсюду булькает трясина, а сейчас была ровная, белая, искрящаяся от лунного света равнина. От ветра снег здесь лежал плотный, как фирн в горах. Альма бежала слева, далеко впереди, то и дело поднимая и поворачивая к нему голову. Николай, чуть оглянувшись назад, на юго-восток, посмотрел вправо, туда, где должно показаться солнце, но увидел, что в небе ещё висит Венера, а правее от неё сверкает яркая звезда Сириус, поэтому успокоился: ещё успеет зайти в урочище по пути к зимовью и поискать белку, чтобы завтра утром, когда она активна, уже наверняка идти к этому месту. Надо помочь Антону Фёдоровичу выполнить план по сдаче пушнины по договору и оправдать патронташ, который висит на поясе, набитый в основном патронами с дробью пятого и шестого калибра.
Альму он знал, она из той редкой породы лаек, которая работает по белке и «низом», и «верхом», то есть и нюхом, и слухом. Слух её иногда поражал Николая. Белку она слышала метров за сто пятьдесят. В здешней тайге прошлым летом был урожай кедрового ореха, поэтому зверёк сейчас в основном держится наверху. Вся надежда на Альму. Да и морозов больших не обещали, при которых запах быстро вымерзает. Февраль ещё не наступил, ветров не должно быть – самое время промышлять белку. На всякий случай он взял с собой несколько патронов с картечью и пулями: тайга есть тайга, здесь всё может случиться. В котомке – недельный запас хлеба и замороженных пельменей, рассчитанный на двоих, смена одежды. Если он не съест чего-то, оставит на зимовье. В тайге так принято, его так учил отец, а отца – дед. В отсутствие хозяина кто-нибудь мог зайти, заблудившись и обессилев, вот тогда всё это спасёт кому-то жизнь: и дрова, уложенные в печурку, и спички, и топор, и всё остальное.
Глава 2
Когда он посмотрел в сторону Альмы, её там не было. Несколько секунд назад она была, а теперь нет. Он всмотрелся в белое покрывало до рези в глазах и позвал:
– Альма! Ко мне!
Но она, как это бывало обычно, не прибежала к нему тотчас, только на том месте, где она исчезла, он увидел какое-то белое пятно. Так как луна ещё светила, белое пятно издалека казалось бледным, как будто лёгкий пар от дыхания огромного существа или от промоины тёплой воды, но на болоте не должно быть берлоги медведя и тёплых ключей не предполагалось. Облако это чем-то его притягивало. Николай взял чуть левее и пошёл к нему. Навстречу ему подул лёгкий ветер, хотя на дуновение ветерка ничто не указывало. Облако стояло на месте, как будто было привязано к находившейся рядом сухостоине. Чем ближе он подходил к нему, тем больше чувствовал усиление встречного ветра, а в облаке увидел проскакивающие бледные короткие вспышки света. Когда он подошёл вплотную, еле-еле преодолевая сопротивление ветра, и носок одной лыжи воткнулся в облако, к своему удивлению, увидел, как он окрасился в голубой цвет. Оторопев, дёрнул лыжу назад, чуть повернувшись к облаку боком. Тут же оказался на два метра дальше от него, а лыжа была нормального цвета. Наклонившись вперёд, он медленно пошёл к облаку, осторожно передвигая лыжи и упираясь лыжной палкой. Ему очень помогал ворс меха козы, которым были подбиты лыжи, так как скользить назад, против ворса, они практически не могли, но если и скользили, то надо было для этого приложить большое усилие. Как ни был прикован его взгляд к облаку, боковым зрением он заметил, что луна стала бледнеть, а тьма вокруг него – сгущаться. В какой-то момент носок лыжи пересёк невидимую линию и моментально стал голубого цвета. Чем дальше он продвигал лыжу в облако, тем большую часть её охватывал голубой цвет. Существовала какая-то граница, невидимая и неосязаемая, после которой предметы виделись в другом цвете. Опираясь лыжной палкой справа, приподнял лыжу и вынес её за невидимую черту, где она приобрела свой нормальный цвет. Осторожно развернулся и пошёл по невидимому кольцу вокруг облака, сильно наклоняясь влево, против ветра. В какой-то момент для равновесия вытянул левую руку и инстинктивно её отдёрнул, увидев, что она тоже стала голубой, но при этом физические ощущения его не изменились. Он заметил, что рука окрасилась чуть ближе к центру облака. Сказалась привычка учёного-экспериментатора, он осторожно провёл лыжной палкой снизу вверх и по окрашиванию определил, что это невидимый купол. Николай медленно шёл вокруг него. Когда палка или лыжа попадали за невидимую черту, сразу становились голубого цвета. В голову пришла шальная мысль: а не выстрелить ли в облако? Но он тут же отказался от опасной затеи: вдруг там Альма, да и, как учёному, ему очень хотелось узнать, что это такое.
Почему-то в голове всплыли обрывки воспоминаний из старинных книг. На языке божественном голубой цвет означает воздух. Святой Дух, Божественная истина и Бог-творец всегда голубого цвета, и этот цвет – символ бессмертия, а это значит, человеческой физической смерти, цвет печали и траура. А в Китае и странах Востока это цвет мёртвых. Но, по Гёте, голубое – это тончайшая мгла, за которой всегда следует что-то тёмное. «Вот так-то, Николай Иванович, будь осторожен», – мысленно предостерёг он сам себя.
Николай, сделав круг, решил войти внутрь купола. Осторожно шагнул влево – голова и часть правой ноги остались нормального цвета. Ещё шаг – и он чуть не упал вперёд, ветер исчез, его здесь не было, а от гнетущей тишины он как будто оглох. Постоял, прислушался: тишина не была абсолютной, откуда-то слышались лёгкое потрескивание и шорох, как будто где-то сыпался песок.
Николай был не из робкого десятка, ему приходилось встречаться в здешней тайге один на один с лосем, который мог ударом копыта размозжить череп хозяину тайги. Сняв ружьё, он хотел перезарядить его пулями, подумал, что стрелять всё равно не будет, но всё-таки взвёл курки и двинулся потихоньку к облаку, которое слегка пульсировало в центре купола, как будто делало через равные промежутки времени вдох и выдох. Облако оказалось непрозрачным, через его муть ничего не было видно. Он необдуманно попытался ткнуть его ружьём, держа палец на спусковом крючке, и ему показалось на какую-то долю секунды, что облако прогнулось, но тут же ружьё моментально исчезло в нём, успев выстрелить. Пока он был в ступоре, облако начало расширяться, и Николай инстинктивно стал отступать и упёрся в стену купола, которая его не выпускала. А облако медленно подползало к нему. Он бросился вдоль стены и заметил, что облако расширялось только с той стороны, где он находился. Скользнул на противоположную сторону, и облако медленно поползло к нему. Что делать? Снял рюкзак и бросил в облако – он тут же исчез. Приглядевшись, заметил, что облако начало отступать.
Ощупывая невидимые стены и потолок, он подумал: надо выбираться. Препятствие действительно было в форме купола. Николай вытащил из чехла охотничий нож, который был сделан кузнецом Антону Фёдоровичу в колхозной кузнице из стали диска какой-то пилы, массивный и острый. Попытался рукояткой разбить то, чего не видел. После каждого удара рука с ножом внезапно останавливалась без всякого звука в том месте, где проходила стена предполагаемого купола. А что, если сделать подкоп под стеной? Снять лыжи – пара пустяков, они никогда не были привязаны к валенкам. При охоте в любую секунду могла возникнуть необходимость от них освободиться. Антон Фёдорович рассказывал ему, как однажды на него с дерева сзади прыгнула рысь. За долю секунды он это понял, прыгнул рядом с лыжами в глубокий снег, и это спасло ему жизнь. Николай, также спрыгнув с лыж, провалился глубоко в снег и начал разгребать его руками, но стена была и под снегом. Опять влез на лыжи и вдел носки валенок в петли креплений. Ему послышался лай Альмы, как будто издалека. Затаив дыхание прислушался. Лай собаки раздавался из облака. Он бросился к нему, как бы прокалывая его палкой, и почувствовал, что какая-то сила затягивает его в центр и вниз. Отпустил палку и в последнем рывке дёрнулся назад, но было поздно, его падение не замедлилось. Взмахнув руками, завалился набок, успев подумать: «Внизу трясина», и потерял сознание.
Очнулся он от тихого поскуливания Альмы, как будто она была рада его появлению, но не хотела будить. Открыл глаза, но ничего не увидел: вокруг было темно. Альма перестала скулить, приблизилась к нему и лизнула в лицо. Николай сел, опёршись на руку, и тут же наткнулся на ружьё, а рядом нащупал палку. Проверил патронташ – патроны были на месте. Провёл рукой вокруг себя. Как и предполагал, нашёл свой рюкзак, надел на плечи. Не поднимаясь, вытащил спички и чиркнул. Спичка вспыхнула и тут же погасла, но он успел заметить, что рядом с ним ничего и никого не было, кроме Альмы. Взял ружьё и палку, опираясь на них, поднялся, надел ремень ружья на плечо, тихо скомандовал:
– Альма, к ноге!
Почувствовал, как Альма с собачьей преданностью прижалась к нему. Николай взял палку под мышку и снова зажёг спичку, она горела ровно. Осторожно подняв огонёк над головой, вглядываясь в темноту, повернулся вокруг. Кругом были чёрные стены. Спичка догорела и обожгла пальцы. Он бросил её и зажёг ещё одну. Потом присел, разглядывая пол, коснулся его кончиками пальцев, палка выпала с глухим стуком из-под руки. Пол был чёрный, из материала, похожего на резину. На какой-то миг пламя спички качнулось вправо, как будто где-то открыли дверь, и появился сквозняк. Да и Альма моментально навострила уши. Кто знает, сколько ему ещё бродить в темноте, хватит спичек или нет? Снял ружьё и рюкзак, сев на пол, развязал его, вытащил сменную рубашку и бутылку с самогоном. Ножом отрезал полосу от низа рубашки, намотал на конец палки, закрепил, сделанный факел облил самогоном. Всё собрал опять в рюкзак и надел его на плечи. Переломив двустволку, вытащил стреляные патроны и зарядил ружьё: правый ствол – пулей, а левый – картечью. Он знал, что каждое новое ружьё Антон Фёдорович пристреливает. В результате этого было установлено, что из левого ствола данного ружья дробь и картечь ложатся кучнее, чем из правого. Подобрав палку, встал и водрузил ремень ружья на плечо, зажёг факел и поднял его над головой. Свет выхватил из тьмы стены и потолок. Справа он увидел проём и шагнул к нему. Он был прямоугольным, по бокам – пазы, скорее всего, там была выдвигающаяся дверь, открывание которой и стало причиной колебания огня спички.