Насекомые и цветы
Шрифт:
Солнце жарко печет, мухи-жужжалы с еще большим упоением предаются воздушным танцам, и тонкое пение их крыльев раздается со всех сторон.
Я не огорчаюсь неудачам. Вот спадет жара, тогда ловкости у мух станет меньше. Да и совестно мешать им резвиться, наслаждаться сладким нектаром и заодно опылять солянку с крошечными цветками.
Я невольно задержался возле ручья Чингильсу. Еще бы! С травинки на травинку, слегка шурша крыльями, переползал большой грузный шмель. Его черную грудь украшала желто-охристая перевязь, желтым было и основание брюшка, затем посередине располагался широкий черный ремень и за ним ярко-белый кончик брюшка. Узнать шмеля было нетрудно: он принадлежал к одному из широко распространенных видов и назывался Бомбус террестикус.
Но где это видано, чтобы этот неутомимый труженик, вечно жужжащий крыльями, путешествовал по земле! Впрочем, шмель иногда взбирался на короткие травинки и, пытаясь лететь с их вершинок, перескакивал на другие растения. Вскоре он попал на одиночное растение шандры, на котором еще чудом уцелело с десяток скромных светлых цветков, и старательно начал их обследовать, запуская в кладовую нектара свой длинный хоботок.
Я заинтересовался странным поведением этого неутомимого труженика. Оказывается, он давно и очень сильно истрепал крылья, износил мохнатую шубку, постарел, но все еще цеплялся за жизнь и трудился, с одной стороны, собирая для семьи цветень и нектар, с другой — опыляя растения. Ему с такими крыльями уже нельзя было, как прежде, ловко перелетать с растения на растение, и вот он, по существу калека, истощенный, близкий к концу своего существования, изловчился, примерился, стал больше ползать по земле, перекочевывая с места на место.
С чувством уважения я загляделся на этого маленького героя, до последнего дыхания выполняющего свои жизненные дела. В памяти невольно всплыли когда-то давно прочитанные слова из сочинения старика Амиеля:
«Что делать, когда все оставляет: здоровье, радость, привязанность, свежесть чувств, память, способность к труду, когда нам кажется, что солнце холодеет, а жизнь как будто теряет все свои прелести? Как быть, когда нет никакой надежды? Одурманиваться или каменеть? Ответ всегда один — исполнение долга».
Таков и наш шмель-старичок. Как он, такой немощный, полетит в свое гнездо, или он уже отшельник, коротающий последние часы жизни?
Шмель полакомился нектаром, пополнил его запас в своем зобике, усиленно завибрировал крыльями, помогая ими грузному старенькому телу, забрался на куст чингиля и оттуда ринулся в полет, набрал высоту и исчез.
Я готов был воздать почести безвестному герою и труженику, все силы которого и жизнь принадлежали его маленькому обществу.
Местами на низких бережках ручья под жарким солнцем пахнут сочные зеленые травы. Цветут татарник, осот, клоповник. В воздухе реют не знающие усталости мухи-сирфиды, жужжат большие пчелы-ксилокопы. Многоголосый мир насекомых незримо копошится в высокой, по пояс, траве.
На цветках можно удачно поохотиться энтомологу. На них, как всегда, озабоченные трудолюбивые пчелы, иногда — бабочки. Еще над желтыми цветками мечутся какие-то блестки. Их не разглядеть — лишь одни сверкающие линии переплетаются вверх и вниз.
Надо изловить воздушных танцоров, выполняющих брачную пляску. Но они очень быстры, и взмахи сачком неудачны. Вот, кажется, удар пришелся по сверкающей блестке, но из сачка мгновенно выскакивает что-то маленькое и вовсе не блестящее, а темное.
Еще несколько взмахов сачком, и я вижу крошечную бабочку-моль с тонкими длинными светлыми усиками. Не верится, неужели это она? И я открываю пленнице путь на свободу. Бабочка быстро выскакивает наружу и, сверкнув на солнце, скрывается.
Теперь я укоряю себя за оплошность. Стоило ли, не веря глазам, отпускать таинственную бабочку? Как теперь ее изловить, такую осторожную! Бабочки редки и не везде летают. Взмахнешь сачком, и воздушная пляска прекращается, цветок опустевает. Придется искать. И это отчасти радует. Когда чем-нибудь увлечен, не чувствуется утомительная жара, не так долог знойный день, время летит незаметно.
Сверкающие бабочки садятся на цветы. Желтый клоповник — их обитель. Они запускают в цветки черный хоботок, лакомятся нектаром, подкрепляются. Еще бы! Нектар легко усваивается организмом, он не требует обработки пищеварительными ферментами, всасывается прямо из кишечника без изменений, поступает в кровь и «сжигается», обеспечивая работу мышц. Без него немыслим столь энергичный брачный полет.
Тело бабочек покрыто золотистой чешуей, переливающейся цветами радуги. Она, как и полагается у бабочек, без всяких пигментов, так называемой «оптической» окраски. Каждая чешуйка крыла очень сложно устроена, пронизана мельчайшими канальцами, отражающими свет. Впрочем, есть у бабочек и обыденная пигментная окраска.
Как бы там ни было, одеяние бабочки совершенна особенное и так блестит на солнце во время полета, что своим сиянием видно издалека. А это как раз и надо крошечным исполнительницам брачной церемонии, чтобы разыскивать друг друга.
Я с увлечением охочусь за бабочками, а закончив наблюдения, надеваю на себя полевую сумку, беру в руки сачок и опять отправляюсь на поиски нового и интересного.
Конец июня. Отцвели одуванчики. В полном цвету земляника, черника, на полянках заголубела вероника. Распустился пышный марьин корень, красавицы орхидеи приглашают в свои объемистые кладовые насекомых. Покрылись цветками колючие кусты шиповника, ярко-оранжевые жарки постепенно начинают гаснуть один за другим. Вокруг своих невзрачных зеленоватых цветков калина выставила белый обманчивый «бордюр» без пыльцы, без нектара, без запаха. Но он не зря: указывает путь к добру, расположенному в центре.
Два дня назад в лесу еще не было видно боярышниц, а сегодня… Сегодня лес не узнать. Все запестрело от белых бабочек, весь лес заполнился ими. Теперь ни один цветок не оставлен ими, на каждый беспрестанно присаживаются боярышницы. Бабочки раскручивают хоботки и погружают их в глубокие хранилища нектара.
Бабочкам не хватает цветков. На зеленой траве повисла беловатая от пуха старая осиновая сережка. И на нее летят боярышницы, принимая за цветок. Садятся они и на мою шляпу, на ручные часы с розовым циферблатом, на фотоаппарат.
В лесу журчит маленький ручей. Выбегая из леса, он круто падает по камешкам, потом, широко разливаясь, струится к реке. Тут излюбленное место водопоя коров. Сегодня водопой свободен. Нет, впрочем, он занят, только не коровами, а боярышницами. Что здесь творится! Тесно прижавшись друг к другу, бабочки жадно сосут мокрую землю. На маленьком участке отмели, шириною метров в пять и длиною около пятидесяти, по приблизительным подсчетам, более шестидесяти тысяч боярышниц. Странное пристрастие сосать влагу из мокрой земли объясняется просто: бабочки нуждаются в минеральных солях.