Наш двор
Шрифт:
Мы с Марийкой собираем хлебную пыль в кучку, делим ее пополам и несем к печке. Там в полу две дырочки. Из них, если в комнате тихо, вылезают мышки. У нас у каждого своя мышка. Мы ссыпаем пыль нашим мышкам и садимся за стол. Теперь все в доме будут завтракать.
Хороший все-таки сельсовет. Хлеб нам дал. А может, это Боженька нам прислал? Услышал, что мы хорошо молимся, и сказал сельсовету: вот те ребятишки хорошие, дай им хлеба... Надо будет не лениться вставать на колени.
– Ты так быстро не ешь, - говорит мне Марийка.
– Так и не вкусно. Надо вот так отщипнуть немножко, положить в рот и сосать. Тогда и вкусно
И правда, у меня уже от кусочка почти ничего не осталось, а у Марийки еще половина. Я пробую делать тоже как она, но у меня не получается.
– У меня не получается, - говорю я.
– Ты не жадничай, не глотай сразу, тогда получится.
Я пробую еще раз, но вкусный кусочек сам идет к горлу.
– Опять проглотил, - говорю я. У меня осталось только немножко от корочки.
– Не расстраивайся, маленький, - говорит мама.
– Все равно ведь хлеб в животике.
На улице кто-то кричит. Мама вздрагивает. Она выпрямляется, встает и начинает быстро одеваться.
– Мама, а ты не насовсем уедешь?
– спрашиваю я.
– Нет, маленький, я скоро вернусь. Вот как хлеб съедите, так и вернусь.
Папа тоже говорил, что скоро вернется, а все еще не вернулся. А может, мама попадет к папе и они вместе потом приедут?
– А ты к папе не попадешь?
– спрашиваю я.
Мама опускается на скамейку. На темную потресканную пуговицу ее пальто падают слезы. Слезы падают и разбиваются на много маленьких брызг. Одна капелька попадает мне в глаз. В глазах у меня начинает что-то щипать.
На улице снова кричат. Мама притягивает меня и Марийку к себе, Арно тоже обнимает маму. Мы плачем.
В сенки стучат. Открывается дверь, входит чужой дедушка в тулупе и с бичом.
– Давай быстрей, Петровна, - говорит он.
– Ах, мать твою, и тут тоже...
– Он хлопает длинными рукавами по бокам. Мама плачет еще сильней.
– Ну, будет убиваться-то, будет. Давай, Петровна, пошли. Ехать надо… - Он немного слушает нас еще, потом сердито кричит: - А ну-ка, быстро собирайся! Ты чё, думаешь, ждать будем? Пешком пойдешь! Живо! В район опоздаем, ругать будут! Начальник сердитый! Быстро!
Мама встает.
– Молиться не забывайте, дети, - говорит она.
– Трубу рано не закрывайте... На улицу зря не ходите...
Это мама всегда говорит, когда уходит из дому. Наверно, и правда она ненадолго уезжает.
– Да пошли, пошли, - берет ее дедушка за рукав.
– Багаж-то забыла...
– Дедушка берет маленький мамин мешочек.
– Э-э-э, и эта тоже одну буханку с собой берет. Что, на именины поехали? Вить сказано вам: на десять дней паек. Только в районе три дня будете, а там еще куды повезут, неизвестно...
– ворчит дедушка.
– Ну, выходи, выходи, и так уж давно надо было выехать.
Мама выходит на улицу. Мы быстро надеваем пальтишки и бежим за ней. На дороге стоит несколько саней. Мы видим, как мама садится на последние сани спиной к нашему домику.
Дедушка кричит:
– Но-о, трогай!..
Впереди защелкали бичи, заскрипел снег. Первые лошади уже бегут. Из их ноздрей, к которым примерзли сосульки, в дорогу бьют струи пара. Вот и последняя сдернула сани с места.
– Ма-ма!
– кричим мы с Марийкой.
Мама оборачивается. Она видит нас, хочет спрыгнуть с саней, но другие тети удерживают ее. Мы бежим на дорогу. Сани уже далеко. От них остаются две глубокие
Лошади, сани и мама опускаются куда-то вниз. Вот осталась только одна дуга. Над ней поднялся и опустился бич.
Через два дня к нам приходят Роберт и Артур. Это друзья Арно. Они вместе с ним работают и ходят в лес за дровами. У них мамы тоже уехали в район. Они тоже остались с маленькими. У Артура двое, а у Роберта трое. Роберт и Артур хотят, чтобы мы все перебрались в один дом и жили вместе. Так, говорят они, веселее и дров меньше надо.
Арно соглашается с ними. Мы тоже радуемся - мы не будем оставаться весь день одни, а будем играть с другими ребятами. Мы будем играть в жмурки и в пять камешков и пуговицы на нитке крутить, так что аж гудит.
Мы собираемся, подпираем дверь палкой и идем все к Роберту - его домик самый большой.
Хлеб мы весь съели, а мама все еще не пришла.
Я хотел, чтобы мы его съели побыстрее, ведь мама сказала, что вернется, как только мы хлеб съедим. Но Арно сказал, что мама велела разделить его на четыре дня. Если мы не послушаемся маму, она может не вернуться.
Мы ели хлеб четыре дня, но мама все равно не вернулась.
Есть у нас больше нечего. У Роберта и Артура тоже. Сегодня мы еще ничего не ели. Арно, Роберт и Артур ушли куда-то утром. Мы все семеро залезли на печь. Нам сказали, чтобы мы в обед поспали, тогда нам не захочется есть. Мы поспали и теперь рассказываем друг другу, кто что видел во сне. Все видели один сон: вернулась мама и принесла с собой хлеба. Все уже рассказали свой сон. Отто и Эльза, которые меньше меня, стали плакать. Мы тоже начинаем потихоньку плакать. Мама говорила, что если у человека горе и он поплачет, то станет легче. И правда, когда мы поплакали, нам уже не так хочется есть. Мы начинаем играть в жмурки.
Когда начинает темнеть, приходят Арно, Роберт и Артур. Они приносят картошки. Сегодня мы ничего еще не ели, поэтому для каждого кладут в кастрюлю по две картошины.
После ужина каждый говорит:
– Спасибо тебе, господи, за хлеб наш насущный. Аминь.
Роберт говорит, что сегодня надо поблагодарить и председателя. Это он повел их к себе домой, слазил в подпол и дал им ведро картошки. Мы хором говорим:
– Спасибо тебе, председатель, за хлеб наш насущный. Аминь.
Еще через два дня ночью кто-то стучит к нам. Роберт подходит к двери, Арно и Артур берут свои топорики, с которыми они ходят в лес, и становятся рядом. Мы все проснулись и смотрим на них. Нам страшно.
– Кто там?
– спрашивает Роберт.
– Роберт, это ты?
– слышно из-за двери.
– Я.
– А мои здесь?
– А кто это?
– Мама Арно. Открой скорей.
– Ма-ма!
– кричим мы с Марийкой и бежим к двери.
– Ма-ма!
Остальные, наверно, думают, что их мамы тоже пришли. Они тоже вскакивают и кричат:
– Ма-ма!
Дверь открывается. Входит наша мама. Сначала мы не узнаем ее - она одета во все чужое. Она заходит и опускается на пол. Я кидаюсь к ней на шею - моя мама пришла! Я целую ее холодные щеки, нос, губы. Марийка хочет меня оттолкнуть, но я вцепился в мамин платок и не пускаю ее.