Наш Современник, 2002 № 03
Шрифт:
В русской литературе, особенно советского периода, много Ивановых, известных писателей: Вячеслав Иванов — символист, Всеволод Иванов — автор повестей о гражданской войне; другой повествователь о гражданской войне, служивший в колчаковской армии, харбинский эмигрант, вернувшийся после Отечественной войны на Родину, автор книги о Пушкине — Всеволод Никанорович Иванов; Георгий Иванов — поэт, эмигрант; Валентин Иванов — автор романа «Русь изначальная»… Все они коснулись какого-то одного читательского слоя, в то время как об Анатолии Иванове можно сказать, что он вошел в толщу читательского народа, хотя и во многом благодаря экранизации его романов.
В конце семидесятых годов в журнале «Волга» была опубликована моя статья об Анатолии Иванове «Характер». Этим словом мне хотелось передать самое существенное, на мой взгляд, в личности самого писателя.
Насколько Анатолия Иванова не жаловали, точнее говоря, ненавидели в среде цековских «демократов», видно по мемуарам одного из них — матерого партократа с тридцатилетним стажем А. Черняева. От этого человека, поливающего грязью, площадной бранью русских писателей-патриотов, больше всех досталось Анатолию Иванову. Уже будучи помощником Горбачева, Черняев запишет в свой дневник, как проходила встреча Горбачева с писателями. Захлебывающиеся речи «демократов» о «свободе творчества» нарушил своим выступлением Анатолий Иванов, который показал, что творится в литературе, прессе, идеологии, какая хлынула в них лавина клеветы на прошлое нашей страны, народа, какая царит «свобода» в развращении молодежи, в разжигании русофобии, и в заключение сказал, что настало время для нового постановления ЦК по идеологическим вопросам. Сладкопевцы «творческой свободы» ответствовали на это кто язвительным переглядыванием между собой («мы-то понимаем, что это за мастодонт»), кто возмущенным криком. Как пишет А. Черняев, Горбачев на виду у всех не выдал своего отношения к выступлению Анатолия Иванова, но, оказавшись в кабинете наедине со своим помощником, впал почти в истерику, именуя неугодного писателя отборными ругательствами типа «слизняк». Это звучало, конечно, комично в адрес Анатолия Иванова, в сравнении с мощным характером которого слизняком выглядел сам Горбачев. Когда я рассказал Анатолию Степановичу о прочитанных мною в мемуарах Черняева словах Горбачева о нем, он по обыкновению добродушно ухмыльнулся, сказал спокойно: «Пусть Раиса Максимовна готовит своему мужу сухарики» (эти слова Иванова я привел потом в своей статье в «Молодой гвардии»). И никакой видимой злобы, только выражение спокойного презрения на лице, а вернее, брезгливости.
Сколько его знал, я никогда не слышал от него каких-либо гадостей о знакомых, ему органично чуждо было интриганство, мелкость побуждений, если он и хотел наказать своего заленившегося работника, то стоило ему сказать, что тот «мышей не ловит», как ловля тут же начиналась. Некоторые писатели, занимая ту или иную номенклатурную должность, уходили ежегодно на четыре-шесть месяцев в «творческий отпуск», по нескольку раз уезжали в санатории, на месяц ложились на «профилактическое лечение» и т. д. Проводил свой отпуск Иванов обычно в Доме творчества, как депутат Верховного Совета СССР выезжал, весьма неохотно, за границу, предпочитая всем парижам Болгарию, и за этим редким исключением весь год не вылезал из редакции, из своего кабинета с грудами писем и рукописей на столе. Придешь к нему — он первым делом спросит: «Ну что нового?», потом протянет через стол какое-нибудь письмо со своей резолюцией для отдела, и уже знаешь, что эта тема для нашего разговора. Из Америки, например, пришла газетка на русском языке, где о нашем известном православном священнике пишут как о сионисте. Я с недоумением смотрю на Иванова, в свою очередь поднявшего на меня свой вроде бы ленивый взгляд, ожидающий ответа. Надо сказать, что сионизм был для Анатолия Степановича не предметом для пустого paзглагольствования, а страшной реальной угрозой для государства, русского народа.
В годы, когда выходили книги Анатолия Иванова, главным предметом восхвалений, споров в критике были «деревенщики», и тогда это было понятно: нравственные старушки, натуральные мужики в стенающем авторском сопровождении были новинкой в литературе, обремененной во многом официозным пафосом. Но, как показало время, литература-плакальщица, да и мы, ее тогдашние хвалители, оказались далеко не прозорливыми в отношении опасности, грозящей народу, государству. И эту опасность предсказал Анатолий Иванов, показавший с беспощадной наготой страшное зло собственничества. Бездну этого зла, залившую страну криминалом, уголовным беспределом, мы видим теперь, при «демократах». Объявленная властью своим приоритетом «защита священной частной собственности» узаконивает воровство сверху донизу и истребляет самое понятие честного труда, на чем только и может держаться государство.
Глава V
Шарашка Льва Давидовича — Сороса
Cовместное выступление против «Молодой гвардии» вчерашних антагонистов — журналов «Новый мир» и «Октябрь». Статьи А. Дементьева «О традициях и народности» в «Новом мире» — как сценарий статьи А. Яковлева «Против антиисторизма». Восхищение сотрудников «Нового мира» во главе с Твардовским «блестящей речью» Троцкого. Мой веселый земляк «новомировец» Борис Можаев. Зачисление Солженицыным меня в ряд «смертников» советского режима. А. Янов: «Лобанов верил в потенциал советского режима». История идеологической борьбы «Молодой гвардии» и «Нового мира». Сергей Залыгин — как тип денационализированного сознания. Нынешний «демократический» «Новый мир» с его прислужничеством криминальному капиталу — логическое следствие либеральной линии «Нового мира» 60-х годов
…Помню выступление Твардовского на съезде писателей (а может быть, на партсъезде) где-то в шестидесятых годах. На трибуне стоял нe поэт (представьте себе в этом положении Блока или Есенина), а некий почти политический вождь, читавший свою речь размеренно наставническим тоном и оставлявший впечатление, что вождизм въелся и в голос певца «Тёркина», и в его манеру «величественно» держаться на трибуне, и в его отношение к аудитории, как людской массе, долженствующей внимать каждому его слову. В ореоле вождизма представлялся Твардовский и как главный редактор журнала «Новый мир», на чем играло его еврейское окружение и чем пользовалось в своих целях.
Тогда, в шестидесятых годах, «Новый мир» в глазах самих «новомировцев» и его поклонников был «светочем» («светочем» называла Анна Ахматова главного автора журнала Солженицына). А его антагонистом считался «Октябрь» с главным редактором Вс. Кочетовым. Оба главных редактора были из номенклатурной, что называется, элиты. Твардовский — кандидат в члены ЦК КПСС. Четырежды лауреат Государственной премии. Кочетов — член центральной ревизионной комиссии КПСС. Кочетов как номенклaтypнoe лицо «стоял на партийных позициях» и в книгах своих проводил ту же партлинию. «Журбины» — роман о рабочем классе, о рабочей династии. «Секретарь обкома» — о партийном руководителе. Все положительно и без всяких двусмысленностей. Твардовский, человек по сути своей «законопослушный» в партийных делах, оказался под влиянием «оттепельной» среды и объективно как главный редактор журналa стал орудием в руках либеральной интеллигенции.
Оба журнала вели между собой критические перепалки, демонстрируя каждый свое превосходство — интеллектуально-эстетическое или же идейно-политическое. Но связывало их обоих нечто общее. В «Молодой гвардии» (1966, № 5) была опубликована моя статья «Внутренний и внешний человек», в которой я и говорил об этой внутренней общности таких идейно разных вроде бы журналов. Обзор сочинений авторов «Нового мира» и «Октября» я закончил такими словами: «Казалось бы, неожиданное сцепление двух разных вещей. Но ничего неожиданного нет. Может быть схема мысли, но может быть и природа мысли, жизнь, дух мысли… Никакие высокие слова, никакие эмоции не станут фактом художественной литературы, если они не будут духовно проявлены. Без духовного нет в произведении жизненного, глубинного измерения. Тогда-то и возможны такие неожиданности, как упомянутое нами побратимство внешне так непохожих друг на друга вещей».
Эта бездуховность, в традиционно русском значении, и была свойственна обоим журналам. И не случайно, что оба они ополчились на «Молодую гвардию», когда стало очевидно ее направление, чуждое им. В декабрьском номере «Октября» за 1968 год зам. главного редактора П. Строков выступил с набором идеологических, партийных обвинений против «Молодой гвардии». Вскоре не выдержал и «Новый мир». В апрельском номере за 1969 год появилась уже упоминаемая мной статья «О традициях и народности» А. Дементьева, работавшего долгое время при Твардовском заместителем главного редактора «Нового мира». До того игравший в благородную интеллигентность, журнал решил пойти ва-банк, используя против «Молодой гвардии» далекие от литературы приемы.