Наш Современник, 2002 № 03
Шрифт:
Понятно, что ничего у заказчиков не выйдет. Руки коротки. Но здесь возникает еще один, довольно интересный «нюанс».
«Зал горьковского МХАТа заполняет невинная, неискушенная публика, которой нужны несложные дидактические представления, нужная клубная
Где-то нечто подобное — вплоть до словоупотребления — уже приходилось читать. 120 лет назад «Должанский» конца XIX века вещал по поводу «Униженных и оскорбленных» в журнале «Дело» (1881, № 2): «Ими буквально зачитывались, з а у р я д н а я п у б л и к а (разрядка моя. — С. К.) приветствовала автора восторженными рукоплесканиями…»
Пятнадцать лет назад наши либералы наперебой цитировали слова Ивана Карамазова о «слезинке ребенка». Сейчас ни одна сволочь не вспомнит о ней посреди моря детских слез. Достоевского они, по сути своей, ненавидят и уже не объясняются в лицемерной любви к нему. Другое дело, что за все это время причину ненависти к писателю сформулировала лишь бесноватая Валерия Новодворская, в пассажах которой, впрочем, легко узнаваемы сентенции Шкловского и Лежнева.
«Достоевский совершил великий грех — он оклеветал революцию, он оболгал, опошлил ее в „Бесах“, он, словно мародер, отнял у казненных за землю и волю то, чего у них и враги не отнимали: имя в потомстве, бессмертие, честь… Добро — редкий гость в романах Достоевского и вообще в духовно-припадочной, но злой русской литературе… Христианство Достоевского — вывихнутое добро, инвертированное добро, из которого, кроме зла, ничего не выходит…» Небезынтересно, что все эти откровения были в 1992 году напечатаны на страницах газеты «День», очевидно, как свидетельство «широты взгляда».
…Я представляю себе на сцене МХАТа новую постановку «Бесов», где, кроме Верховенского, Ставрогина, Кириллова (обязательно!), Шатова, Шигалева, Лебядкина и Марьи Тимофеевны, будет действовать «жидок Лямшин», который в доме Степана Верховенского играл на фортепиано, «а в антрактах представлял свинью, грозу, роды с первым криком ребенка и пр. и пр.» (включите любой телевизионный канал — услышите то же самое). А также во всей красе явит себя русский либерал Кармазинов с «литературным бомондом».
«Аплодировала уже чуть не половина залы: увлекались невиннейше: бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?»
Только этому бесчестию приходит конец.
«Могуча Русь, и не то еще выносила… Кто верит в Русь, тот знает, что вынесет она все решительно… Ее назначение столь высоко, и ее внутреннее предчувствие этого назначения столь ясно (особенно теперь, в нашу эпоху, в теперешнюю минуту, главное), что тот, кто верует в это назначение, должен стоять выше всех сомнений и опасений» (Ф. М. Достоевский).
Да будет так!