Наш верх, пластун
Шрифт:
У подножия пригорка пластун на мгновение остановился.
Тихо вытащил из ножен кинжал, взял его в зубы. Вот и куст, под которым расположился фашистский секрет. Ствол готового к бою МГ смотрел в направлении ручья. Один эсэсовец держал у глаз бинокль, другой, положив щеку на снятую с головы каску, клевал носом. Не затаись преследователи раньше беглецов буквально у них под носом и не знай точного расположения фашистского секрета, кто знает, удалось ли бы казаку сейчас подобраться к дозорным незамеченным.
Пластун взял кинжал в руку, подобрался для прыжка. Оттолкнувшись от земли, бросил тело к пулемету и одновременно с этим метнул кинжал в эсэсовца с биноклем. Клинок почти по рукоять вошел фашисту под левую лопатку, и тот, даже не охнув, ткнулся
К пещере Вовк и старший лейтенант подбирались крадучись, готовые к любой неожиданности. Затаившись в паре шагов от лаза, некоторое время тревожно всматривались в черный зев, пытаясь разглядеть что-либо внутри. Но вход, заросший травой и почти полностью прикрытый тенью от установленного немцами перед ним срубленного куста, позволял увидеть лишь смутные очертания начала каменных стен. Дальше все терялось в непроницаемой темноте.
– Хоть круть-верть, хоть верть-круть, а лезть в нору придется, – сказал пластун. – И время тянуть совсем ни к чему. Снимай с себя все лишнее и готовься прикрыть меня сзади.
Старший лейтенант отрицательно качнул головой.
– Нет, казак, на этот раз первым пойду я. Моя очередь, понимаешь? Не привык я за чужие спины прятаться… не приучен.
– Що ж, коли твой черед – ступай первым, – спокойно проговорил Вовк. – Только у меня будет просьба: позволь бригаденфюрера взять мне. Чую, що матерый он зверюка, немало людям горя и слез принес. Неспроста сейчас из последних сил к союзничкам от расплаты удирает. Вот и хочу его сам скрутить и в очи ему заглянуть: осталось ли в них хоть що-нибудь людское. Договорились, друже?
– Договорились. А ты, пластун, прости меня за ненужные прошлые разговоры. Черт его знает что в последнее время находит! Ведь чувствую, что несу ахинею, а остановиться не могу. Возможно, тот страх, который всю войну из себя гнали, теперь снова возвратился? А может, просто жить, как никогда до этого, захотелось? Словом, прости, если наговорил лишнего и чем-то обидел.
– Не за що мне тебя прощать, друже. Просто помирать после победы куда обидней, нежели до нее. Но про это мы с тобой потом судачить будем. А сейчас… С богом, сибиряк…
Казак ткнулся щекой в лицо старшего лейтенанта, они обнялись. Сжав в руках пистолеты, оба замерли по сторонам лаза и по кивку головы Вовка одновременно шагнули внутрь. Вдруг вспыхнул свет электрического фонарика.
В небольшой продолговатой каменной нише, опустив ноги на пол пещеры, сидел на охапке травы эсэсовец, рядом с ним лежал вальтер. Ощупывая одной рукой лицо, фашист водил другой вокруг себя лучом фонарика. Взъерошенные светлые волосы, усики под Гитлера, на груди два железных креста. Штурмбанфюрер – гестаповец! А луч фонарика уже рядом, сейчас он уткнется в советского офицера. И в этот миг сбоку от гестаповца раздался шорох, мелькнула тень. Свет фонаря тотчас переместился в новом направлении и замер на Вовке. Пластун стоял уже в шаге от штурмбанфюрера с пистолетом в левой руке и с обнаженным кинжалом в правой. На лице фашиста мелькнул ужас. Он молниеносным движением схватил вальтер и, вскакивая на ноги, широко открыл рот. И, гася готовый вырваться из груди гестаповца крик, казак по рукоять всадил в него клинок.
Какое-то время, распластавшись на полу пещеры, советские офицеры лежали не шевелясь. Но вокруг продолжала царить тишина. Ни луч света, ни два-три шороха, раздавшиеся у входа, не разбудили ни одного фашиста. Проползя еще несколько шагов, разведчики остановились и внимательно прислушались. Слева от них раздавался громкий храп, впереди – сонное причмокивание губами. Обследовав руками стены, они определили, что пещера в этом месте расширялась и представляла собой уже не вытянутый коридор, а что-то вроде полукруглой комнаты. Разведчики заранее, еще на скале, обсудили и наметили несколько возможных вариантов захвата бригаденфюрера в плен и сейчас действовали согласно одному из них. Став по обе стороны расширяющегося лаза, они приготовились к бою и одновременно включили свои электрические фонарики. Направленные в противоположные углы помещения, лучи осветили небольшую, овальной формы пещеру с низким потолком и неровными стенами. Но разведчиков интересовала не она, а ее обитатели. Четверо из них сразу оказались на виду – двое спали у стены на удобном каменном возвышении, еще столько же – посреди пещеры на толстом слое травы. При виде второй пары лицо пластуна оживилось: это были бригаденфюрер и тот белобрысый эсэсовец, который последнее время практически командовал фашистами. Но двух немцев обнаружить не удалось. Возможно, они выбрали место для отдыха за одним из каменных уступов, которые в нескольких местах выдавались из стен пещеры. А может, в трещине или нише вроде той, где еще пару минут назад спал штурмбанфюрер.
Яркий свет потревожил эсэсовцев. Один из тех, что спали у стены, сморщил лицо, открыл глаза и приподнялся на локте. Но прежде чем он успел что-либо рассмотреть, пещера наполнилась выстрелами. Старший лейтенант открыл огонь по двум немцам на каменном возвышении, а пластун – по белобрысому верзиле. И тотчас пистолетные хлопки заглушил грохот автоматной очереди, раздавшейся из темноты за одним из скальных выступов. Вовк услышал, как рядом застонал старший лейтенант, и раньше, чем они оба выключили фонарики, успел увидеть, что сибиряк падает.
Складывавшаяся обстановка требовала немедленных действий, и казак не терял напрасно ни секунды. Пригнувшись и отскочив в сторону, он выпустил на звук вражеского автомата оставшиеся в обойме пистолета патроны. Услышал за выступом вскрик и сразу же метнулся туда, где должен был находиться бригаденфюрер. Вот под подошвой зашуршала трава, на которой спали бригаденфюрер и белобрысый эсэсовец. И тотчас навстречу пластуну грянул выстрел. Его вспышка озарила на миг прижавшегося к стене пещеры бригаденфюрера с пистолетом в руке и возникшую сбоку от казака фигуру фашиста с занесенным над головой прикладом шмайссера. У Вовка уже не было времени уклониться от удара. Он успел лишь качнуть в сторону головой, и приклад опустился ему на плечо. Падая на пол с перебитой ключицей, он сумел выхватить из ножен кинжал и выставить его навстречу прыгнувшему на него эсэсовцу. Чужие руки, схватившие было пластуна за горло, разжались. Он выскользнул из-под навалившейся на него тяжести, и тут снова прозвучали два выстрела бригаденфюрера.
Сжавшись в комок, с округлившимися от страха глазами, он стрелял на любой раздававшийся возле него звук, не разбирая своих и чужих. Обе пули попали в хрипящего на полу с кинжалом в животе эсэсовца, скатившегося на подстилку из травы между казаком и своим главарем. Но в момент выстрелов бригаденфюрер успел разглядеть и Вовка, сидевшего на корточках в двух шагах от него. Ствол фашистского пистолета метнулся в сторону казака. И в этот миг там, где упал старший лейтенант, вспыхнул фонарик, луч света ударил в лицо фашиста. Резко повернув голову, тот трижды выстрелил на свет. Несколько мгновений, потерянных бригаденфюрером, оказались для него роковыми. Не поднимаясь с корточек, пластун оттолкнулся ногами от пола, прыгнул на врага, и в следующий миг они покатились по земле. Схватка была короткой. Нащупав руку фашиста с пистолетом, казак с силой заломил ее за спину. Бригаденфюрер вскрикнул и прекратил дальнейшее сопротивление.
Вовк поспешил к старшему лейтенанту. Осторожно держа товарища здоровой рукой, вынес его из пещеры, положил на траву, склонился над ним.
Тот был без сознания: две автоматные пули прошили насквозь плечо, пистолетная угодила в правую сторону груди. Казак принес из ручья холодной воды, смочил лицо и губы раненого. Старший лейтенант открыл глаза. Какое-то время смотрел в одну точку над собой, затем его взгляд скользнул по сторонам, замер на пластуне.
– Ты, казак? – прошептал он.