Наша любовь
Шрифт:
– Ты хоть когда-нибудь бываешь самой собой или всегда подыгрываешь партнеру?
Джейн напряглась и попыталась высвободить руки.
– Кто бы говорил!
Горячее дыхание обожгло ей щеку; Стив снова заставил ее выпрямиться.
– Нет, подожди, пока сердцебиение не замедлится. Доверься мне: через минуту ты почувствуешь себя лучше.
– Довериться тебе? Как могу я доверять человеку, который морочит мне голову, который даже хобби свое тщательно скрывает! – парировала Джейн, прибегая к защите слов, поскольку состязание в силе она проиграла.
Железные пальцы сомкнулись
– Я Стивен Нортон. Ни за кого другого я себя не выдавал. В отличие от тебя.
– У меня были веские основания.
– Ты хотела избежать шумихи? Так ведь именно за счет рекламной шумихи ты и живешь!
Стив резко выпустил ее руки и, схватив за плечи, развернул лицом к себе. Тело его напряглось, брови угрожающе сошлись: похоже, она не на шутку рассердила своего подопечного – от его застенчивой неуверенности не осталось и следа.
– Репортеры здесь ни при чем, верно, Джейн? – хрипло выкрикнул он. – Я не настолько глуп. Думаешь, я не понимаю, зачем ты едва ли не силой навязалась мне в учителя? Ведь не только ради моего блага! Для тебя я развлечение, не больше, средство отвлечься от проблем... Ты спасаешься бегством, но от чего?
– Это неправда!
– Нет? Нет?
– Нет! – Джейн опустила взгляд, хотя в данный момент говорила чистую правду. Стив значил для нее куда больше!
– Твой искрометный талант слепит взор, так что тени различить невозможно, – тихо проговорил Стив. – Что за тени тебя осаждают, Джейн? От чего или кого ты скрываешься?
Гипнотический взгляд темных глаз лишал ее воли. Джейн казалось, что под ногами у нее разверзлась черная бездна, и однако же она не боялась, зная, что Стив непременно ее удержит, не даст упасть; он надежный, как скала. Должно быть, у него есть право задавать вопросы, и если она ответит, то сама поймет то, что до сих пор оставалось для нее загадкой.
И она рассказала о лавине подарков и писем от неизвестного поклонника, о ее попытках закрыть глаза на тревожные симптомы, что проявлялись все отчетливее в ухаживании Томаса. На этот раз Джейн не пыталась обратить дело в шутку и, подбодренная вниманием Стива, взахлеб поверяла ему свои тревоги и сомнения, лишившие ее способности играть на сцене.
– Всю жизнь я мечтала быть актрисой! – восклицала она. – В этом смысл моей жизни!
– Ты хочешь сказать, что всерьез способна воспринимать только театр, – заметил Стив.
Последний кусочек головоломки под названием «Джейн Лоу» встал на место. Неудивительно, что социальные запреты для нее ничего не значат! Светская бабочка перепархивает с цветка на цветок не потому, что глубокие чувства ей чужды, а потому, что и душой и телом она принадлежит сцене. И только сцене!
– Если я не смогу больше играть, если перестану быть актрисой Джейн Лоу, что мне останется? Родители подарили мне эту поездку как средство к спасению, но от себя не убежишь...
– И ты понятия не имеешь, кто такой этот поклонник?
О, если бы она могла доверить Стиву чужую тайну! Какое это было бы облегчение!
Но этого Джейн не могла себе позволить. Она назовет имя Томаса, и Стив непременно спросит, почему актриса не обратится в полицию. Захочет узнать, откуда Джейн известен ее преследователь.
Не может же она сказать, что Томас – незаконнорожденный сын Элизабет Стерн, отданный ею в детский дом? Элизабет умоляла не разглашать ее тайну. Она так и не призналась мужу в горькой ошибке, омрачившей ее прошлое, и пришла в ужас, когда взрослый сын каким-то образом выследил ее и предстал перед ней в супермаркете.
На протяжении нескольких недель Элизабет разрывалась между любопытством и страхом: беспомощный малыш, от которого ей пришлось отречься, превратился в угрюмого взрослого. Она панически боялась, что настойчивые попытки Томаса войти в ее жизнь воскресят позор ее юности, скандальная история всплывет и повредит ее браку, карьере мужа... Чувство вины усилилось, когда Элизабет обнаружила, что усыновившая Томаса семья не относилась к разряду благополучных: супруги разошлись, когда мальчику исполнилось пятнадцать.
Пытаясь успокоить Томаса и собственную совесть, Элизабет согласилась время от времени навещать молодого человека в его квартире. Но чем больше она узнавала сына, тем больше ее тревожило его странное поведение. Элизабет узнала, что Томас стоит на учете в психиатрической клинике, и худшие страхи ее подтвердились, когда она своими глазами увидела квартиру и поняла, какое место в жизни Томаса занимает культ любимой актрисы. Томас нигде не работал: ему платили небольшое медицинское пособие, однако в шкафу у него хранилась масса дорогой женской одежды, от платьев до нижнего белья, все – размер Джейн. В ванной на полочке рядом с бритвой стояла ее любимая косметика и парфюмерия. Пометки в отрывном календаре с портретом Джейн воспроизводили дни актрисы по минутам. А когда Элизабет обнаружила еще и черновики писем, она пришла в ужас при мысли, что может случиться, если Томас попадет в беду и окажется в центре внимания прессы.
Вот и все, что знала Джейн. К тому моменту, когда Элизабет явилась к ней в номер, несчастная женщина довела себя до такого состояния, что успела только выплеснуть, как одно рыдание, все вышеизложенное. А затем с ней случился сердечный приступ, и миссис Стерн рухнула на пол, отчаянно хватая ртом воздух...
Гостья явилась на два часа раньше назначенного срока, и Джейн, только что вышедшая из душа, встретила ее в купальном халате. Когда начался приступ, актриса попыталась оказать первую помощь, но мало в этом преуспела. Невзирая на боль, Элизабет отчаянно пыталась что-то сказать и успокоилась только тогда, когда перепуганная Джейн пообещала, что ни словом не обмолвится о Томасе, пока не получит на это разрешения самой миссис Стерн.
Вот ведь ирония судьбы: для того, чтобы доказать свою порядочность, Джейн должна нарушить данное слово!
– Я знаю, что этот человек психически неуравновешен, – вздохнула она, от души надеясь, что Стив не заметил ее смятения.
– Тогда почему ты не примешь меры? – возмутился он.
– Я... Мне, видишь ли, немного жаль этого парня, – призналась Джейн.
Пряный запах одеколона защекотал ей ноздри – это Стив наклонился к самому ее лицу, обхватив руками ее бедра. Любой прохожий принял бы их за влюбленную парочку.