Наша Маша (Книга для родителей)
Шрифт:
– А цыплята? Они - грузины?
14.9.60.
Играет в саду. Готовит, лечит кукол, ходит в гости, ездит в автобусах и на поездах... И все - одна. Как она цепляется за тебя, когда выйдешь на минуту в сад:
– Папочка, давай поиграем?!
Чувствуешь себя извергом, палачом, зверем, когда говоришь "некогда".
Проводишь с нею, в общем, не так уж мало времени, даже очень много, а ей - мало. Ей нужен коллектив, товарищи и подруги. Зимой об этом нужно будет непременно и серьезно подумать.
* * *
Вчера
– Какая ты лохматая, Маша. Что это такое? Что ты за папуас?
Маша, искоса взглянув на нее:
– А ты знакома с папуасами?
– Да... знакома.
– Я тоже знакома.
– Где же ты их видела?
Дочка наша за словом в карман не лазает.
– Все мои друзья - папуасы, - говорит она.
Откуда вдруг это?
15.9.60.
Как-то раз, когда Машка просила меня "не ляботать", а поиграть с нею, я имел неосторожность, если не глупость, объяснить ей, что, если я не буду работать, у нас не будет денег.
– Ничего, возьмем где-нибудь, - сказала она.
– Деньги, Маша, не берут где-нибудь, а зарабатывают.
– Ну и не надо их, - сказала она. И я стал ей растолковывать, что без денег не будет у нас ни хлеба, ни мяса, ни конфет. И платье ей не на что будет купить, и башмаки, и чулочки... А я вот, мол, напишу рассказ, рассказ напечатают, мне за него пришлют денег и так далее и тому подобное.
Мама уже тогда сказала мне, что я "спускаю ребенка с небес на землю". Не в том беда, что на землю, а в том, что ударение делается на деньгах. Ведь на самом-то деле не так.
Вчера утром вышел в сад. Машутка играет. Я принял участие в игре, но через пять минут должен был заявить, что пора за стол, надо работать.
– Не работай немножко! Поиграй!
– взмолилась Машка.
– Нет, Маша, надо идти работать.
– Не надо. Мы можем сегодня не покупать. У нас мясо, кажется, есть. Денег не надо.
Пришлось растолковывать (именно растолковывать, а это не ахти как действует на ребенка), что работает человек - и писатель, и булочник, и столяр, и рабочий у станка, и продавец в магазине - не потому, что платят деньги, а потому, что работа доставляет человеку радость.
Не уверен, что она это поняла. А кроме того, первое впечатление всегда ярче и первое объяснение - убедительнее.
* * *
Рассказывал Маше про цирк.
– А там львы есть?
– Да, - говорю, - бывают.
И рассказал, как укротительница кладет свою голову льву в пасть.
– В Ленинград, - говорю, - приедем, - возьмем тебя в цирк.
– Давай пойдем, - соглашается Маша.
– Только я сама не буду совать голову. Хорошо?
Это условие я принимаю.
17.9.60.
Вечером топили плиту, мама жарила пирожки, обещала и Машке дать теста. Машка смотрела на нее с таким жадным нетерпением, что сама призналась:
– Я вся дрожу.
Делала маленькие пирожки
* * *
А третьего дня вечером мы с Машей (позже к нам присоединилась и мама) вырезали и склеивали звериную карусель - очень приятно нарисованную, но не очень ловко подогнанную самоделку Т.Глебовой. Машка намазывала фотоклеем там, где я ей показывал, и опять вся дрожала:
– Я сама... сама!..
* * *
Говорили о разных профессиях.
– А я кем буду?
– спрашивала Машка.
– Кем хочешь, - говорю.
– Ты можешь сама выбрать себе занятие. Можешь стать доктором, учительницей, почтальоном, столяром, писателем.
– Буду писателем.
– Но сразу же спохватилась: - Нет, доктором.
Потом говорит:
– Я буду доктором, но буду только подрлуг своих лечить. Я чужих дядей боюсь лечить.
* * *
Ночью сегодня было холодно. Когда я после работы, в 1 час 30 минут, выходил в сад, стоял густейший, какой-то зловеще-беспросветный туман. Может быть, и заморозки были. Когда занимались гимнастикой, все вокруг блестело.
День солнечный. На небе ни облачка.
Но - прохладно.
Сейчас 11 часов. Мама и Маша ушли в лес за брусникой, но быстро вернулись. На траве лежит такая роса, что Машка тотчас промочила ноги. Вернулась, переобулись, опять пошли. Обещал после работы и я прийти...
18.9.60.
Очень ей хотелось еще раз пойти в лес.
Я ее разбудил, говорю:
– Пойдем в лес?
– Пойдем!
– Давай одевайся!..
И она сразу же, по-солдатски, по-пожарницки стала одеваться: стянула с себя ночную сорочку, влезла в рубашку, натянула чулки, штанишки... Но оказалось, что уже поздно, и в лес мы не пошли.
Мама сушила грибы. Машу к плите мы не подпускаем, но папа дал ей несколько палочек-шампури, нарезал из черной, белой и красной бумаги кружочков и рассыпал их по всем комнатам. Машка "собирала грибы", нанизывала их на палочки, сушила...
* * *
Утром сегодня говорит матери:
– Ты что мне каждый день говоришь: "Привереда! Привереда!" Что, тебе так нравится это слово?
* * *
Вернулось лето! Поют петухи, жужжат (шумно и весело жужжат) мухи... Только огород за моим окном являет собой картину самой несомненной осени: все жухнет, никнет, желтеет и сереет.
Разве что морковка и укроп по-прежнему зелены, но и к ним подбирается седина-желтизна.
19.9.60.
Вчера в лесу мама рассердилась на Машу.
– Ты где пропадаешь? Ты что не откликаешься, не кричишь "ау"? Ты что, заблудиться хочешь?
– Я была на своих полянках.
– На каких своих полянках?
– У меня здесь есть две любимые полянки.
Привела, показала маме - одну и другую. Мама говорит, что и в самом деле, очень милые, уютные полянки.
Самое удивительное, что Машка ей сказала: