Наша Маша (Книга для родителей)
Шрифт:
Прибегаю к этим крайним мерам редко и не всегда со спокойной совестью. Предпочел бы не пользоваться угрозами и наказаниями.
* * *
Плакса порядочная Машка. И это меня тоже огорчает. Бывает, правда (как сегодня это несколько раз было),— скувырнется с крыльца, сделает сальто-мортале через три-четыре ступеньки, больно ударится и— хоть бы что. Не плачет, только испугается слегка. А другой раз скажут ей:
— Маша, иди руки мыть, пора обедать.
И— слезы на всю улицу.
21.6.58.
Многие
Первое, что она усвоила,— это окончания ласкательной и уменьшительной формы.
Маму она называет:
— Мамсинька.
Меня— папсинька.
Слова эти придумала сама— чуть ли не полгода тому назад.
Лялю называет:
— Тетя Лялячка!
То есть “чка” прибавляет к “Ляля”.
Мария Федоровна учила Машку петь:
Катя, Катя, Катерина,
Нарисована картина...
Машка пробует петь:
Катя, Катя, Катярина.
23.6.58.
Вечером, после позднего нашего обеда, ходили на озеро. Видели много лодочек, видели уток, видели белую собачку, видели, как дядя мыл в озере лицо— себе и мальчику своему.
На обратном пути Машка поразила нас своей художнической наблюдательностью. Увидела на заборе орнамент в виде ромба и говорит:
— Конфета!
В самом деле, похоже на завернутую в бумажку карамель. Мы похвалили Машку, после чего невозможно было оторвать ее от заборов, поскольку все заборы в Курортном районе украшены только этим стандартным орнаментом...
Перед сном сидела у меня, разглядывали книгу “Шаляпин”. Увидела на групповом портрете Немировича-Данченко и говорит:
— Дядя Ленин!
Показал ей открытку: памятник Ленину у Финляндского вокзала.
Вглядевшись, Маша узнала Ленина.
...Мама укладывала Машку спать. Папа курил во дворе. Слышит, Машка барахлит за занавеской, не хочет спать.
— Это что такое?!— зарычал папа.— Спать сию же минуту!
И ушел.
Машка стала тихонько звать его:
— Папся! Папсиночка!
Мама ей говорит:
— Скажи “папа” громко.
И Машка стала кричать:
— Папа-громка, папа-громка!
Засыпает она по вечерам плохо. Сами виноваты: разгуливаем ее.
2 ГОДА
15.8.58.
Стыд и позор нерадивым родителям! Почти два месяца не заглядывали в эту тетрадку.
Оправдания есть? Есть.
Но оправдываться не будем.
Лучше запишем то, что запомнилось.
* * *
Лето стоит никудышное. Дожди, холодина, неделями без передышки дует норд-ост. Однажды ночью в саду у нас повалило яблоню.
26 июля приехали долгожданные гости с Кавказа: бабушка Люба и Машин двоюродный брат Павлик.
Маша спит вместе с мамой в маленькой комнатке. Бабушка и Павлик— в большой проходной комнате, столовой.
Теперь по утрам я никогда не вижу Машку, но со слов мамы знаю, что изо дня в день по утрам происходит одна и та же история. Машка просыпается, вскакивает на ноги, стоит в кроватке в долгополой своей ночной рубашонке, смотрит в сторону матери и басом гудит:
— Мммм-синька! Мамсик! Буди! Мамсик! Буди!
“Буди”— это значит “проснись”.
Затем, перебравшись на постель матери, отодвигает занавеску и выглядывает за окно:
— Сонышко! Шляпка! Тап-тап.
Это значит: “На дворе солнце. Где моя шляпка и туфли? Гулять пора”.
Одевшись (или, вернее, дав себя одеть), Машка бежит будить Павлика. Павлику десять лет, спит он крепко.
Маша подбегает к его раскладушке, трясет мальчика за бронзовое, загорелое плечо и басом кричит ему в ухо:
— Батишка, буди! Батишка, буди!..
* * *
Четвертого августа Машке исполнилось два года.
И среди прочего она получила в подарок деревянную куклу, длинноносого и длинноногого Буратино. Называет она его то Буратино, то— Петрушка. Вообще-то это, конечно, одно и то же, только национальности разные: Петрушка— русский, Буратино— итальянец.
Несколько дней спустя меня зовут на веранду. Там происходит что-то смешное.
В центре— Машка. Лицо у нее несколько растерянное.
— Машенька,— говорит бабушка,— скажи папочке, что растет на огороде?
И Маша начинает перечислять:
— Юк (лук)... кайтошка... мойковка...
— А еще что?
— Огуйчики.
— А еще?
— Буятино.
Все хохочут. Только Машка остается серьезной, не понимая, в чем дело, что тут смешного.
А я сразу догадываюсь, в чем дело. Смешного тут и правда ничего нет. Бабушка сказала Маше, что на огороде растут лук, огурцы, морковка, петрушка... Девочка предпочитает называть Петрушку его итальянским именем, только и всего. А то, что длинноносые петрушки растут на огороде рядом с луком и сельдереем,— это ее нисколько не удивляет. Для нее это такая же сказка, такое же чудо и такая же обыденность, как и все, что ее окружает.
* * *
Маша давно уже очень любит разглядывать картинки. А теперь она еще и “читать” приохотилась. Берет книгу, или журнал, или газету, или письмо какое-нибудь, водит пальцем и “читает” какой-то вздор:
— Киля, нянька, биля, дядька. Калаком. Силя. Кашни, миля-фа...
Сочиняет “стихи”, экикики. До сих пор это были чистой воды экикики— хорей и дактиль. Сегодня же она дважды поразила меня. Утром пришла ко мне и читает что-то размером “Гайаваты” и “Калевалы”:
Каля-паля диля каля