Наша первая революция. Часть I
Шрифт:
Г. Родичев? Но он, конечно, и сам не считает себя вождем. Это неутомимый оратор партии. В его речах нередки счастливые обороты, даже пафос. Чего в них, однако, нет, совершенно нет, так это ясной политической мысли, ибо она достается в удел лишь тому, кто твердо знает, чего хочет. Конечно, г. Родичев – не вождь, и он, наверно, легко утешается в этом тем соображением, что он – трибун.
Меньше всех на роль вождя своей партии может претендовать г. Струве. За последнее полугодие он энергично, но безуспешно боролся с равнодушием читателей. Есть, очевидно, предел, за которым политическая бесхарактерность и нравственная беспринципность уже не находят сочувственного отклика, – г. Струве переступил этот предел. В его политической психологии не осталось ни одного живого места: нет принципа, который был бы ему дорог, нет обязательства, которое имело бы над ним власть. Вот почему и сам он никому не может быть «дорог» и ни над кем не может иметь «власти».
Уже один метод исключения приводит нас, таким образом, к выводу, что действительный вождь – это г. Милюков. Он редактор центрального органа партии, вдохновитель центрального комитета, закулисный инструктор думской фракции, словом – вождь…
Что же делает г. Милюкова вождем той разношерстной коалиции, которая
То, что называется конституционно-демократической партией, [169] состоит из разных социальных элементов, захваченных в разные моменты их политического развития. Так как дальнейшее самоопределение отдельных слоев и групп неизбежно вносит разложение в партию, объединяющую земца, мещанина, интеллигента и зажиточного крестьянина; так как вопросы тактики больше всего способствуют политическому самоопределению, – то уж одно чувство партийного самосохранения диктует кадетам тактику воздержания от тактики. Г. Милюков умеет оформить это воздержание, как никто другой. Если такое умение делает вождем, то г. Милюков – несомненно политический вождь.
169
Партия конституционалистов-демократов или «партия народной свободы», как она себя называла, сложилась из двух ранее существовавших групп: «Союза Освобождения» и «Союза земских конституционалистов». Основные принципы программы партии были уже намечены на ноябрьском съезде земских и городских деятелей в 1904 году. Учредительный съезд партии, на котором была выработана программа и избран Центральный Комитет, происходил 12 – 18 октября 1905 г. в Москве. В своей программе партия кадетов ставила главной целью создание в России конституционной монархии. Для достижения этой цели партия считала необходимым созыв Учредительного Собрания для составления конституции, которая должна была быть утверждена царем. В свою программу партия включала требование всеобщего избирательного права и гражданских свобод. В области аграрного законодательства стояла за увеличение площади землепользования за счет государственных, удельных, кабинетских и монастырских земель. В состав Центрального Комитета I съезд избрал: Вернадского, Винавера, Долгорукова, Милюкова, Петрункевича и др., всего 30 человек. Накануне выборов в I Государственную Думу партия напрягла все свои усилия для получения возможно большего числа голосов. Довольно быстро партия раскинула сеть своих организаций по провинции. К концу 1905 года она уже насчитывала около 100.000 членов. Результаты предвыборной кампании оказались чрезвычайно благоприятными для кадетов; количество членов ее фракции достигло 184 человек (38 %). На II партийном съезде кадеты значительно изменили свою тактику: напуганные революционными событиями 1905 года, они решительно отвергли методы вооруженного восстания и центр тяжести своей работы перенесли в легальную думскую деятельность. Этими решениями кадеты определенно отмежевывались от революционных партий. Кадетская фракция в I Думе выдвинула ряд вопросов: об отмене смертной казни, неприкосновенности личности, всеобщей амнистии и т. д. Лидерами кадетской фракции в Думе были Муромцев, Набоков и др. Во II Думе кадеты получили уже значительно меньшее число голосов. Тактика кадетской фракции во II Думе резко отличалась от той, которую они проводили в первой. Они окончательно прекращают свою оппозиционную деятельность и становятся по существу правительственной партией. Все предложения социал-демократической фракции подвергаются яростным нападкам кадетов. В III Думе кадетская фракция уже совершенно отказалась от внесения собственных законопроектов. Роль ее ограничивалась внесением поправок в правительственные законопроекты. С наступлением войны кадеты немедленно заняли ультрапатриотическую позицию. Центральный Комитет обратился ко всем членам партии с требованием «исполнить долг российских граждан в предстоящей борьбе».
«Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, – говорилось в воззвании, – наш первый долг сохранить нашу страну единой и нераздельной»…
«Отложим же наши внутренние споры и будем твердо помнить, что теперь первая и единственная задача наша поддержать борцов верой в правоту нашего дела, спокойной бодростью и надеждой на успех нашего оружия».
Февральская революция привела кадетскую партию к власти. Став правящей партией, она быстро пополняет свои ряды контрреволюционными элементами, требует продолжения войны до победного конца, подготовляет заговор Корнилова и всякими мерами стремится удержать натиск революции. После Октября кадеты начинают ожесточенную вооруженную борьбу против Советской власти. В этой борьбе они безоговорочно блокируются с контрреволюционными монархическими организациями. В эмиграции после краха вооруженной контрреволюции в среде кадетов произошел раскол. Часть из них, возглавлявшаяся Набоковым, окончательно связала себя с монархистами, другая часть, во главе с Милюковым, пошла на коалицию с правыми эсерами. И те и другие не отказались от мысли о вооруженном низвержении Советской власти.
Место вождей такого типа, как г. Милюков, преимущественно за кулисами политики: путем тонкой внутрипартийной дипломатии, личных комбинаций и шахматных ходов они оформляют воздержание от действий. Их задача не в том, чтобы использовать революционную ситуацию, а в том, чтобы обезопасить свою партию от революционной ситуации. Им кажется, что из всех противоречий можно найти выход, стоит только соответственным образом формулировать вопрос. Искусство охранения единства партии сводится для них к искусству составления резолюций, устраняющих разногласия; политический вопрос для них решается посредством словесного оборота. Хотя они любят противопоставлять свою «практическую» политику революционному доктринерству социал-демократии, но на самом деле вербализм, «словесность», составляет сущность их политического мышления. Если возник конфликт по вопросу: Государственная Дума или Учредительное Собрание, можно решить так: Государственная Дума с учредительными функциями. По вопросу об одной или двух палатах можно дать всем членам партии свободу исповедания. Г. Милюков, вероятно, неистощим в такого рода комбинациях, – и именно это делает его вождем.
Но политика была бы презренным искусством, если б она могла быть сведена к искусству слов. К счастью, этого нет. Против такой политики составляют заговор самые страшные враги: факты. Революционные события гораздо нетерпимее революционных партий. Они в день, в час разрушают кружевную работу, на которую ушли месяцы. Они сшибают лбами живые тела, имена которых искусно объединены в программных резолюциях. Они ставят знак смерти на вчерашних политических вождях.
В партии г. Милюкова есть элементы, которые идут к революции, и есть элементы, которые уходят от нее, – не столько собственно в партии, сколько под партией. Г. Милюков главенствует дотоле, доколе задача «вождя» сводится к тому, чтобы скрывать от двух частей партии противоположные направления их развития. Но теперь, после краха тактики, рассчитанной на мирное обновление через Думу, революция должна напрячь это противоречие до полного разрыва. Ждать этого придется уже недолго.
Выдающийся историк русской культуры в своем очерке развития раскола следующим образом характеризует одну из его ветвей:
«Это направление (поповщина) разделило обычную судьбу всех средних направлений. Развиваться такое направление могло бы лишь в сторону одной из примиренных в нем крайностей. Будучи компромиссом между православием и беспоповщиной, поповщина могла приблизиться либо к государственной церкви, либо к более последовательной партии раскола. Но сближению с господствующей церковью препятствовало… прежде всего отношение к расколу духовной и светской власти. Примирение при данных условиях не могло состояться на условиях, которые бы удовлетворили обе стороны, и не могло быть поэтому искренним… Что касается сближения с беспоповщиной, этот исход был доступен только для более решительных. Таким образом, постоянно колеблясь между двумя крайностями и не решаясь остановиться ни на одной из них, поповщина была обречена вращаться в одном и том же заколдованном круге старых идей. Сколько-нибудь серьезные признаки внутреннего развития в ней не могли привести ни к какой значительной перемене, потому что результаты такого развития тотчас же выходили, в ту или другую сторону, из рамок этого промежуточного направления».
Эта характеристика поповщины, охватывающая, по указанию самого автора, все средние направления, не представляет собою ничего оригинального. И если мы находим интересным привести ее, так это только потому, что автором ее является не кто иной, как г. Милюков. Мы не знаем, какие выводы делает из нее г. Милюков для своей собственной политической позиции. Но вся она целиком – и вряд ли у г. Милюкова хватит решимости опровергать это – покрывается его собственной беспощадной характеристикой «всех промежуточных направлений».
Будучи компромиссом между монархией и демократией, привилегированными классами и народом, партия г. Милюкова могла бы приблизиться либо к государственной власти, либо к более последовательной партии революции. Но сближению с государственной властью препятствует прежде всего отношение к оппозиции самой государственной власти. Что касается сближения с революцией, этот исход доступен только для более решительных. Таким образом, постоянно вращаясь между двумя крайностями – между насилием справа и «анархией» слева – и не решаясь примкнуть ни к одной из них, монархический либерализм обречен вращаться в кругу изжитых политических идей. Внутреннее развитие невозможно для этой партии, – ибо результаты такого развития немедленно выходят, в ту или другую сторону, за пределы промежуточной позиции. А где невозможно внутреннее развитие, там неизбежно внутреннее разложение. Г. Милюков в недалеком будущем будет иметь удовольствие убедиться в правильности своего культурно-исторического обобщения на судьбе собственной партии. Что станется при этом с ним самим, с его искусством вождя, с его архивом резолюций, означающих все и ничего, мы не осмеливаемся предрекать.
Август 1906 г.
3. За союз рабочих и крестьян [170]
Л. Троцкий. КРЕСТЬЯНЕ, К ВАМ НАШЕ СЛОВО!
Страшное время переживает теперь наша родина. Над всей страной висит черная туча народного горя. Все беды и несчастья, как бы по уговору, собрались над головой русского народа. Стонет, задыхается народ… А туча над ним собирается все гуще и гуще… Где выход? Где путь к вольной счастливой жизни?
170
Вопрос о земле ставится в этих обращениях к крестьянам недостаточно определенно. Объясняется это тем, что в тот период еще в силе была старая партийная программа, ограничивавшаяся в земельном вопросе требованием возвращения земельных отрезков. Весною 1905 года недостаточность этой программы была слишком очевидна. Этим и объясняется то обстоятельство, что в воззваниях, обращенных к крестьянам, земельный вопрос ставится в очень общем виде. В дальнейшем земельный вопрос постепенно выдвигается на первое место. Народническая формула «земля и воля» получает исключительную популярность. Большевистская «Новая Жизнь» усыновляет эту формулу: это было выражением той же дальновидной революционной политики, которая в 1917 году привела к победоносному усыновлению эсеровской земельной программы (о лозунге «земля и воля» см. в статье «Наша тактика в борьбе за Учредительное Собрание» в этом же томе).
Черные дни переживает теперь русское крестьянство. Светлых дней оно, правда, никогда не видало. Всегда оно жило в рабстве, в кабале, в угнетении. Всегда перед ним стоял призрак голодной смерти, всегда над крестьянством висел кнут неволи. Испокон веков согнута дугой спина крестьянская, глаза не видят солнца ясного, тело крестьянское покрыто кровавыми струпьями… Страдал ли еще кто-нибудь на земле так, как русское крестьянство? Горе и ужас, ужас и горе!.. Но и крестьянство давно уже не знало такой годины, как нынешняя. Оглянитесь на себя, крестьяне! Посмотрите на свои избы, на свои семьи! Разве вы живете жизнью, достойной свободных людей? Нет, вы рождаетесь, живете и умираете, как рабы, как невольники!