Наша светлость

Демина Карина

– Иди отдыхай, - сказал Урфин одними губами.
– Я сам.

Гавин кивнул. Передвигался он по-кошачьи бесшумно. Вот не то, чтобы эти умения были не по нраву Урфину, скорее уж заставляли задуматься, по какой это причине они появились. И результат раздумий вызывал неизменное глухое бешенство.

Но сейчас Урфин не мог злиться.

Девочка оказалась совсем легкой. И проснуться она не проснулась, только замурлыкала что-то ласковое, отчего

на душе стало совсем уж хорошо.

От ее волос пахло земляникой. Он тысячу лет не ел земляники... некогда было. Всегда некогда.

И Урфин, положив Тиссу на кровать, позволил себе сделать то, что хотелось - вытащил желтую ленточку из косы. Она и вправду выскользнула легко, словно поддаваясь. Коса рассыпалась - не без помощи Урфина - на серебристые пряди, которые будто живые ласкали ладонь.

Если попросить отрезать одну... на память.

Откажет.

Возмутится, удивленно приподняв брови.

Или подчинится с молчаливой и такой раздражающей покорностью. И Урфин, вытащив нож, срезал локон. У Тиссы их много. Авось, не заметит.

Впрочем, помимо волос стояла другая, куда более деликатная и насущная проблема: спящих девушек Урфину раздевать не приходилось.

Тисса проснулась оттого, что с нее настойчиво пытались стянуть платье. Она моргнула, не понимая спросонья, где находится и что следует делать: возмутиться, испугаться или просто закричать. Но не успела ничего - рот закрыли.

– Тише, ребенок, - сказали ей на ухо шепотом, от которого стало совсем не по себе.
– Это я.

– В-вы... в-вернулись?

– Как видишь. Будь хорошей девочкой, подними руки...

– В-вы живы?
– руки Тисса подняла, хотя и не успела сказать, что это платье снимается совсем не так - у тана имелись собственные представления. А еще изрядно силы.

Ткань жалобно затрещала.

– Что вы делаете?

– Только самые бестолковые дети ложатся спать в одежде, - с упреком произнес тан, кидая платье - порвалось или нет?
– куда-то под кровать.
– Больше так не делай. А теперь чулки...

– Я не буду спать здесь! Я пойду...

Подняться ей не позволили. Их Сиятельство перекинули через Тиссу руку и прижали к себе.

– Ребенок. Сейчас три часа ночи. И ты никуда не пойдешь. Ты сейчас ляжешь в постель и будешь спать. Хорошо. Крепко. С разноцветными снами. А завтра мы вместе пойдем. И я сам все объясню Изольде. Она не будет тебя ругать. Тебя - точно не будет.

– А вас?

– А меня будет. Возможно, все-таки сломает нос, как обещала.

Леди Изольда - нежная и хрупкая! Зачем про нее такое говорить?

– Тисса, - когда тан говорил шепотом, то от голоса его - или от дыхания? Ему нарочно надо наклоняться настолько близко - по коже бежали мурашки.
– Если я и дальше буду тебя раздевать сам, то до сна дело может и не дойти.

– Почему?

– Потому что.

Как-то это угрожающе было сказано, хотя все равно не понятно. И пальцы тана, словно невзначай коснувшись щиколотки, двинулись выше, по шву чулка. Медленно так двинулись.

– Я щекотки боюсь, - на всякий случай предупредила Тисса, испытывая огромнейшее желание спрятать ногу под одеяло. Обе ноги.

И руки тоже.

– А разве щекотно?

Ну вот зачем говорить ей в шею? Или не говорить... нет, лучше пусть говорит, чем целует. Хотя неприятно не было. Скорее уж любопытно очень.

– Вы меня домогаетесь?

В этом Тисса была почти уверена. Тем более что пальцы добрались до подвязки и теперь очень осторожно, бережно потянули вниз. Шелк соскальзывал, и случайные прикосновения к коже вызывали совсем не те ощущения, которые положено испытывать приличной девушке в подобной ситуации.

– Еще нет, но скоро начну, - а голос у него изменился как-то.
– И что, ни слез, ни обмороков?

Насмехается? Как будто не знает...

– Вы... вы вправе поступать так, как считаете нужным.

Он вдруг отстранился - резко, Тисса едва не упала на спину - и, вручив чулок, велел:

– Умеешь ты осадить. Дальше - сама. Чтобы когда вернусь, ты лежала в кровати и, желательно, спала.

– Я вас обидела?

– Нет, ребенок. Это скорее я тебя обидеть могу. А мне бы не хотелось.

Тисса опять ничего не поняла, но на всякий случай кивнула. И когда тан ушел - вот что она такого сделала, чтобы его разозлить?
– стянула несчастный чулок. Почему-то хотелось плакать, но слезы в данный момент были совершенно неуместны.

А волосы растрепались.

И ленточка потерялась.

Из-за ленточки сейчас расстраиваться глупо - наименьшая из ее проблем, - но Тисса все равно расстроилась и до крови почти губу прикусила. Вот почему с ней всегда происходят какие-то несуразицы?

Ленточка отыскалась на кровати.

Если велено спать, то следует спать. Вот только волосы заплести, а то утром не расчешешь... про утро вообще лучше не думать. Будет стыдно.