Наше дело правое
Шрифт:
— Не в Болотиче сейчас дело, — возразил тверенский князь. — Болотич — он сейчас, поди, ещё и к Юртаю не подъезжает. Что мы делать станем, мы, Дировы потомки, мы, Роскию держащие?
— Что делать станем? — тяжело взглянул на гостя Радивой. — Кликни клич, Арсений Юрьевич. Испроси митрополичьего благословения. Мой Копытень хоть невелик, а три сотни ратников выставит. Да еще с княжества полтысячи соберем. Без спешки если.
— Спешить-то как раз некуда, — заметил тверенич. — Раньше осени Орда не двинется. Им нужно, чтобы жатва кончилась, чтобы зерно в амбары свезли — чем иначе коней кормить?
— К жатве соберем рать, — кивнул Радивой Ярославич. — Небывалое
— Князья меняются, — глухо заметил Арсений. — И в Тверени, и в Залесске.
Его собеседник только отмахнулся.
— Яблочко от яблони недалеко падает. Ты, княже, не прими за обиду, молод, старого князя Богумила не помнишь, а вот мне с ним переведаться пришлось, сразу после смерти родителя моего.
Тверенский князь молча кивнул.
— Если смолчим, смалодушничаем, — возвысил голос Ярославич, — сломает нас Залесск саптарскими руками. И будет здесь второй Юртай. Так что — встанем. Не сомневайся.
Когда воротились в Тверень, навстречу Арсению Юрьевичу и его спутникам высыпал весь город. Уже докатились вести, все знали, что не поехал их князь на верную смерть в Юртай, поворотил обратно. И знали, о чем кричат княжие гонцы на торжищах:
— Собирайтесь, оружайтесь! Не простит Орда, не спустит, нагрянет на нас, решит последний живот забрать, вырезать всех, кто дорос до чеки тележной! Сотворят землю пусту, угонят в полон, ничего не оставят. Хуже Бертеевой рати обернется!
…Дома боярину Обольянинову пришлось выдержать сперва ледяной взгляд Ирины, а потом ее же бурные, самозабвенные слезы.
— Как мог ты? Как мог? Уехал, ускакал, на смерть отправился — словом не простясь?! Ужель думаешь, что подолом бы своим тебя привязывать стала?!
Обольянинов лишь понуро молчал. Как им, любимым нашим, объяснить, что есть еще и дело, которому служишь?..
Но женские слезы — женскими слезами, в мечи да стрелы они не превратятся. Тверень отчаянно нуждалась в союзниках, и вот спешно отправлялись послы в пределы ближние и дальние, в соседние княжества и в земли заокраинные, куда и за месяц не доскачешь.
Князья отвечали по-разному. Одни — словно только того и ждали; эти не забывали присовокупить извинения, что, мол, неправедно на съезде в Лавре говорили; другие, напротив, возражали, что надлежит исполнить решенное, а против Орды они не пойдут; но таковых оказалось меньшинство.
Откликнулись вольные города. Плесков с Невоградом, отозвались Нижевележск и Дебрянск, обещал помощь Захар Гоцулский, хоть в его горы беда и не глядела. Как и ожидали, «лаяли поносно» гонцов в вотчине Симеона Игоревича, а также и в Локотске. Вообще не пустил послов в свой город Андрон Святославский. Примкнули к ним и иные мелкие князья.
Но куда больше оказалось тех, кто согласился.
— Не иначе, как порчу на них Болотич в Лавре навел, — разводил руками Олег Кашинский.
— Не в порче дело, — возразил ему Годунович. — Болотич на себя их вину брал, сам подставлялся. Вот они за него и прятались. А своим разумением когда — вишь, как оно повернулось-то!
…Укатилась под гору старуха Зима, зазеленели всходы. Что творилось в Юртае, никто не ведал. Болотич сидел там безвылазно, но что делал, кому чего нашептывал и кому что подносил — дознаться твереничи не смогли. Да и, честно говоря, не очень-то и стремились. Надо было драться, выходить грудь на грудь с давним и страшным врагом, и ухищрения оставались в прошлом.
И
— Грозит нам ханским гневом. — Ставр Годунович аккуратно положил свиток. — Мол, не оставит Орда ничего ни от Тверени, ни от тех, кто встал вместе с нею. И зовет князей в общий поход на нас, мол, коль выдадим Юртаю смутьяна, то остальным прощение.
— Пусть идут, — усмехнулся Обольянинов.
— Не станут, — покачал головой князь. — Не для нас те свитки писаны, для Юртая. Мечется Гаврила Богумилович, видать, не добился в Орде того, о чем мечталось. К Тверени приступать — головы класть. Вот если саптары до нас доскачут, тогда да — Болотич первым к ним примкнет.
…Однако на прельстительные залесские письма отозвались немногие. И — затаился Болотич. Ни слова, ни звука. Не стал Гаврила Богумилович ни по новой взывать к князьям, ни добиваться еще одного съезда, а вместо этого молча собирал себе полки. Так же как Звениславль и Локотск. Андрон Святославский и тут оказался верен себе — ни нашим, ни вашим.
Роскские княжества поднимались. Почитай, что одни — из сопредельных Роскии правителей никто, кроме старого Захара, не подал помощи, хотя тоже страдали от ордынских набегов, не только роскскую кровь пил Юртай.
На полудень, обходя залесские земли, поскакали тверенские сторожа. Их путь — на самую степную границу, где кончается великий роскский лес, стеречь Орду.
На полях хлеба ложились под серп, страда была в самом разгаре, когда измученный гонец доставил весть — которую и ждали, и страшились: саптарское войско во главе с темником Култаем перешло Тин.
Часть четвертая
Берега Тина
В начале зимы 1663 года от рождества Сына Господа нашего герцог росков Иуриевич Тверенн вероломно и тайно убил послов императора Обциуса и сопровождавших их слуг и завладел принадлежащими императору ценностями. Свершив сии преступления, Тверенн, справедливо страшась гнева Обциуса, начал склонять вассалов императора из числа росков к неповиновению и мятежу. Также Иуриевич послал за помощью в магистраты торговых городов Невограда и Плескова, к герцогу горных росков Захару, королю лехов Стефану, герцогу Знемии Геркусу и в скалатские и сейрские племена, доселе пребывающие в языческой дикости вопреки усилиям наших благочестивых братьев из ордена Длани Дающей и ордена Парапамейской Звезды.
Само по себе преступление погрязшего в севастийстве варвара не стоит упоминаний, но по воле Господа оно обратилось на пользу святому делу. Обциуса не смягчили мольбы и подношения великого герцога росков Залецки, поклявшегося покарать герцога Тверенна и его сообщников собственными силами. По воле императора на усмирение мятежа выступила шестидесятитысячная армия во главе с лучшим полководцем Саптарской империи. На берегах Кальмея к нему должны присоединиться роски, сохранившие верность императору. Молитвы благочестивого Микеле Плазерона были услышаны. Император Обциус, хоть и не внял словам посла Его Святейшества, стал мечом карающим в руках Господа. Севастийская ересь к востоку от Дирта будет сокрушена руками язычников, а наши братья из орденов Парапамейской звезды и Длани Дающей смогут нести свет истины варварам, не опасаясь их союза с развращенными севастийством сородичами.