Наше море
Шрифт:
в соединение, первый раз вышел на траление магнитных мин и с интересом ко всему присматривался. Заметив это, Чугуенко продолжал:
– В Севастополе, бывало, четырнадцать галсов сделаешь [145] по одной и той же тральной полосе, почти уверен, что мин нет, и вдруг на пятнадцатом галсе - взрыв. Значит, прибор кратности был поставлен на всю катушку! Вскоре командир тральщика доложил, что неисправности устранены, все готово. Тральщик дал ход и потянул трал-баржу снова к середине гавани. На корабле все притихли, ожидая, что вот-вот снова последует взрыв. Но караван без всяких происшествий
– Заходите на следующий галс снова от входных ворот!
– распорядился Чугуенко.
Прошло несколько минут, тральщик закончил разворот, и караван лег на курс. Четко работали моторы, до отказа натянулся буксирный трос, и командир тральщика, посмотрев на карту, доложил:
– Легли на второй галс!
– Есть легли на второй галс!
– звонким мальчишеским голосом отрепетовал штурман, делая пометки в своей записной книжке.
Тральщик забрал ход, и в это время снова два сильных взрыва прогремели за его кормой. Высоко поднявшиеся столбы воды и дыма опять закрыли баржу.
– Баржа подорвалась!
– быстро доложил в наступившей тишине командир тральщика.
– Я как раз наблюдал за ней в это время!
– Идите к барже!
– коротко ответил ему Чугуенко, застегивая реглан. Он никак не ожидал, что в том же самом месте снова взорвутся две мины.
А Щепаченко, словно желая успокоить его, поднялся на мостик.
– Это естественно, Владимир Григорьевич, что немцы насыпали мин у входа в порт, - сказал он.
Когда тральщик подошел к месту взрывов, над водой стоял дым, а грязная мутная вода расходилась кругами. Баржа заметно осела кормой и все больше погружалась в воду.
– Быстренько забуксируйте и тащите баржу на мелкое место, иначе она скоро затонет!
– распорядился Чугуенко.
Тральщик взял баржу на буксир. Тяжелая, заполненная водой, она медленно шла, рыская на ходу.
Флагманский минер собрал на корме тральщика матросов и сказал им: [146]
– Действовали мы правильно. Баржу жалко, но зато она сделала свое дело. Если оставим хоть одну мину - погибнет корабль. А сейчас мы, можно сказать, сохранили четыре корабля!
Но на душе у Щепаченко было неспокойно. «Ну что же, - думал он, - завтра выведем на рейд вторую трал-баржу, а если и ее угробим, тогда с чем работать? Видимо, здесь плотное минное поле. Надо попробовать другим тралом, может быть, вывести завтра электромагнитный плотик…»
Следующий день принес новые хлопоты. На траление прибуксировали плотиковый трал, крепко сбитую деревянную раму с электромагнитной обмоткой. На первом же галсе от входных ворот до пристани раздался сильный взрыв по корме плотика, на расстоянии двух-трех метров. Разбитый взрывом мины плотик рассыпался на составные части. Деревянный, он не затонул и был отбуксирован к берегу. Теперь плотик стоял рядом с поврежденной трал-баржей.
Щепаченко не спал целую ночь. Он что-то высчитывал на листах бумаги, вымерял циркулем на большой карте Новороссийской гавани.
А утром флагмин и Чугуенко доложили контр-адмиралу Новикову свой план. Они предлагали разрядить минное поле, сбрасывая глубинные бомбы с быстроходных сторожевых катеров, как это
Контр- адмирал Новиков план одобрил, но сторожевых катеров не было.
Выручили мотобаркасы. Мичман Рябец достал в порту доски и плотницкий инструмент, и смастерили что-то вроде трамплина: поперек мотобаркаса укрепили доски, на них и уложили цилиндрические глубинные бомбы.
Теперь можно 6ыло начать бомбометание. Баркас, сбросив бомбу, на полном ходу успеет отойти от места взрыва на безопасное расстояние. Собирались выйти на бомбометание уже на следующий день, но барометр упал. С гор подул холодный ветер и развел крутую волну. Поэтому катера на траление не вышли.
Чугуенко вместе с Щепаченко, выбрав свободную минуту? отправились в Геленджик. Чугуенко разыскал почтовое отделение и послал телеграмму в Поти.
Щепаченко смеялся: «Знаем, знаем, кому ты посылаешь», [147] хотя это уже не было тайной. Только Щепаченко, погруженный с головой в минные дела, мог быть до такой степени не в курсе событий. Еще до отхода отряда кораблей на траление Чугуенко женился. Скромно отметили свадьбу на плавмастерской, где работала Мария Ивановна, та самая девушка, с которой познакомился Чугуенко тогда на реке при столь необычных обстоятельствах…
Днем матросы с тральщиков достали свежей рыбы и сварили уху, За обедом впервые за все время выпили прославленного геленджикского вина и закусили свежими арбузами.
На следующий день ветер утих, и баркас отошел от стенки. По сигналу Щепаченко, сидевшего на корме с секундомером, два матроса подкатили к борту бомбу.
– - Товсь! Правая!
– командовал он, и глубинная бомба летела за борт. Глухой удар - и белая шапка поднималась над водой. Первые две бомбы не вызвали детонации. Третий взрыв был сильнее других. Он поднял вместе с белой шапкой воды и грязный ил. Взрывная волна больно ударила матросов в ноги. У старшины баркаса Завьялова на щитке были прикреплены круглые часы и зеркальце, все это сорвалось с крепления и свалилось на настил. Взрыв был сильным, но мотобаркас уцелел.
Удача! Значит, можно сбрасывать глубинные бомбы с мотобаркаса.
Уже четыре магнитные мины были взорваны, когда капитан-лейтенант заметил, что матросы, подкатывая бомбы к борту, хлюпают ногами по воде. Вода в баркасе поднялась уже выше деревянных настилов.
Пришлось застопорить ход. С рейдового поста, находившегося на третьей пристани, где был оборудован командный пост траления, Чугуенко запросил:
– Что случилось?
– В баркас поступает вода. Выясняю причины, - ответил Щепаченко.
Когда откачали из баркаса воду, все облегченно вздохнули. Баркас был цел, но гайка сдала, и внутрь медленно поступала вода.
Старшина Завьялов прекрасно знал двигатель и мог управлять им с завязанными глазами.
– Золотые руки у нашего старшины!
– сказал Щепаченко, когда через несколько часов ремонта баркас снова вышел на бомбометание. [148]
Работа по уничтожению магнитных мин была в самом разгаре, когда из штаба флота поступило новое задание:
«Немедленно приступить к тралению фарватера в Керченском проливе. Тралить в любую погоду».