Наше море
Шрифт:
В 23 часа на катер 081 неожиданно прибыл начальник штаба высадки капитан 2 ранга Нестеров.
Флейшер встретил Нестерова, и тот, потирая руки на холоде, весело спросил:
– А где у вас тут свет есть?
– Пройдемте в штурманскую рубку!
– пригласил Флейшер, не подозревая еще, в чем дело. В это время подошел и поздоровался командир звена Чеслер.
В тесной штурманской рубке Нестеров достал из нагрудного кармана приказ командующего и зачитал его. Это был приказ о награждении Петра Чеслера орденом Отечественной войны I степени и Флейшера - орденом Красного Знамени.
–
– сказал Нестеров, поздравляя Чеслера и Флейшера.
– А сейчас слушайте боевую задачу.
И Нестеров объяснил, что нужно конвоировать к месту высадки в Эльтиген большой морской катер - так называемый «сочинский трамвай» - с тендером на буксире. На него будут погружены десантники, медицинский персонал, снаряды и медикаменты. Он не стал им объяснять, что от успеха их похода будет зависеть жизнь многих сотен бойцов на «огненной земле». Они это понимали и сами.
В кромешной темноте конвой снялся с рейда Кротково. В море их встретила небольшая волна, небо было завешено тучами, холодный ветер гулял в проливе. Флейшеру с мостика катера 081 было видно, как у Камыш-Буруна лениво поднимались, качаясь на тонких зеленых стеблях, бледные ракеты. Далеко на севере, наверное на вершине Митридата, вспыхивал и гас желтый свет прожектора.
Флейшер не первый раз выходил на катере в Керченский пролив. Он хорошо знал расположение минных полей, отмелей и банок, знал, где проходит течение, с какого [181] мыса противник может осветить прожектором и где у пего стоят береговые батареи.
Переход через пролив прошел на этот раз благополучно. Немецких кораблей не встретили.
Как всегда, у берега шумел прибой. Флейшер застопорил ход, груженый катер и тендер пошли самостоятельно. Теперь Флейшеру надо было следить за тем, чтобы немецкие корабли не сорвали выгрузку, а если они появятся, то вступить с ними в бой.
Флейшер отошел мористее, чтобы можно было просматривать подходы к берегу, снова застопорил моторы и сразу же увидел силуэты вражеских кораблей и услышал доклад сигнальщика Баркова:
– Слева тридцать, торпедные катера противника! Флейшер ясно увидел сначала белые всплески волны
от быстрого хода кораблей, а потом и их силуэты. Шесть торпедных катеров и артиллерийская БДБ в строю кильватера шли от Камыш-Буруна. Обнаружили ли они сторожевой катер или спешат к месту высадки десанта, было неизвестно. Флейшер приказал комендорам держать вражеские корабли на прицеле.
Корабли противника по-прежнему шли строем кильватера, и вскоре Флейшер понял, что враги заметили его катер и разгадали их замысел. Торпедные катера немцев стремились прижать катер 081 к берегу и сковать этим его маневрирование. Чеслер отметил, как уверенно шел противник, рассчитывая, видимо, безнаказанно расправиться с катером. Флейшер понимал, что корабли противника сейчас откроют огонь, чтобы с большой дистанции подавить пушки и пулеметы катера, а потом будут расстреливать корабль в упор.
Один против семи. Трудная задача! Можно, конечно, попробовать, пока еще есть возможность, уклониться от боя и скрыться в темноте, но тогда корабли противника беспрепятственно подойдут и сорвут высадку
– Знаешь что?
– твердо сказал Флейшер.
– Идем прямо в лоб на немцев и разорвем их строй!
Флейшер понимал, что, если катер 081 прорвется через строй вражеских катеров, они будут вынуждены стрелять друг по другу или прекратить огонь. [182]
«Пожалуй, единственно правильный выход - идти на таран, - подумал Чеслер и согласился с решением командира.
– Всякое иное маневрирование приведет к тому, что семь быстро расстреляют одного».
– Идем на прорыв! Будем вести бой!
– объявил Флейшер команде и, вызвав на мостик своего помощника лейтенанта Михаила Саакяна, приказал ему руководить артиллерийским огнем катера. Саакян распределил так: командиру носового орудия Павлу Никитину стрелять по БДБ; у правого крупнокалиберного пулемета стал боцман Саковенин, у левого - минер Яков Кобец; кормовое орудие Панеша и оба пулемета должны были вести огонь по торпедным катерам. А рулевому Василию Иванову Флейшер приказал держать курс прямо на торпедный катер, находившийся в центре строя.
В ночной темноте катер 081 пошел на решительное сближение с семью кораблями противника. Комендоры держали в прицеле вражеские катера, ожидая приказания открыть огонь. Они помнили золотое правило: точность первого выстрела определяет успех всей стрельбы. Но Флейшер учитывал также и другое: нельзя медлить с наводкой и первым выстрелом. Кто первым откроет меткий огонь, тот и выиграл ночной бой!
Определив дистанцию, которая все время сокращалась, Саакян скомандовал:
– Огонь!
Полыхнула пламенем носовая пушка, яростно забили оба пулемета. Обе пушки и пулеметы били по быстро приближающимся кораблям противника.
Чеслер увидел, как головной торпедный катер, наверное флагманский, дал первую очередь. Сейчас же множество огненных трасс понеслось к сторожевику. Катер Флейшера, ведя огонь, шел на полном ходу, и первые всплески снарядов противника легли у него за кормой.
Расстояние стремительно сокращалось. Казалось, катер вот-вот врежется в строй кораблей противника. Но тут с оглушительным грохотом у самого борта разорвался снаряд. Правый мотор заглох, в отсеке вспыхнул пожар.
– Плохо, - сказал Чеслер, - но нам хода сбавлять нельзя!
– И Флейшер приказал механику катера Догадайло тушить пожар и увеличить обороты двух оставшихся в строю моторов. [183]
Катер, беспрерывно ведя огонь из пушек и пулеметов, продолжал сближаться с кораблями противника.
Пулеметной очередью был ранен подносчик снарядов носовой пушки матрос Ракитин. Сидя на палубе с перебитыми ногами, он продолжал подавать снаряды. Раненный в ногу, упал у пулемета боцман Саковенин, но тут же поднялся и продолжал вести огонь. Немцы били длинными настильными очередями. С визгом проносились шквальные красные трассы, осколки рубили борт и надстройки. Всплески разрывов, как смерчи, вставали то с правого, то с левого борта, и скоро их водоворот, казалось, совсем захлестнул катер.