Наше море
Шрифт:
Над беспокойным и штормовым морем гулял и гудел ветер, и только небо оставалось безоблачным и голубым.
Командир неподвижно стоял у машинного телеграфа. От долгой качки у него устали ноги. Но сейчас, как никогда, важно вести корабль точно по заданному курсу. Находясь в голове каравана, мы уже ложились на первое колено входного фарватера. Только узкая дорожка с несколькими поворотами была протралена. А кругом в море стояли сотни якорных и магнитных мин.
Ветер, подхватывая мокрые флаги, разворачивал их по ходу катера.
Пустынен Новороссийский порт. Не видно в нем ни транспортов и теплоходов, ни больших военных
Ветер с берега, как всегда, когда корабли входят в порт, приносит запахи и шумы береговой жизни. Пахнет дымом и железом. Слышны гул компрессоров и стук пневматических молотков, завывание дисковой пилы и скрежет якорной цепи.
При входе в порт по палубе катера снова ударяют жесткие порывы ветра. Вот, оторвавшись от вершины горы, сползло вниз к бухте белое облако и на полдороге, на склоне, растаяло. И сразу вода в бухте закипает и начинает метаться из стороны в сторону, поднимая злые всплески. Острокрылые чайки словно опрокидываются в полете, и их воздушным потоком уносит в море. Уходят из бухты тральщики: в море во время боры безопаснее, чем у причала.
На мачте сигнального поста ветер раскачивает черные штормовые сигналы. [207]
Катер Баженова лихо подходит к полуразрушенному пирсу. В бухте толчея, ветер рвет волны в мельчайшие брызги.
– Боцман, кранцы!
– подает команду Баженов. Мягкие кранцы пружинят. Толчок - катер швартуется, и я выскакиваю на пирс.
– Ну, счастлив ваш бог, что вы успели войти в гавань, - говорит флагманский штурман Чугуенко, встречая нас.
– Еще немножко - и вход в порт был бы закрыт. Бора вот-вот разгуляется.
Мы обнимаемся. Здесь же на пирсе, застенчиво улыбаясь, топчется капитан-лейтенант Щепаченко. И штурман и минер после траления в Керченском проливе живут и работают в Новороссийске и чувствуют себя хозяевами, встречая нас.
– Успеть-то мы успели, - вступает в разговор сошедший на берег Баженов, - а вот что дальше будем делать? Ведь от боры и укрыться некуда. Разве что в Лесной пристани?
– Уходите в Геленджик, пока не поздно, - быстро говорит Чугуенко.
– Я сейчас позвоню дежурному по базе, и вам дадут «добро».
Когда на Новороссийскую бухту обрушивается бора, кораблям надо немедленно уходить из порта. Старожилы помнят, как в 1928 году разбушевавшаяся бора, достигнув силы урагана, раскачивала в Новороссийске каменные дома, срывала железные крыши, сбрасывала с рельсов под откос товарные вагоны, груженные цементом, выбрасывала на берег корабли, сплющила огромное железное нефтехранилище.
Наконец подходят другие катера, все высаживаются, и мы идем в город по длинному полуразрушенному пирсу. Всюду торчат оголенные железные балки, на прутьях каркаса висят куски бетона. До войны здесь швартовались рейсовые теплоходы Черноморского пароходства. А теперь на берегу лежит еще не убранная колючая проволока, остов сгоревшей автомашины, кирпичи разрушенного здания. У пирса напротив возвышается над водой часть борта и палубы разбитого бомбами теплохода «Украина».
Порывы ветра бьют в лицо, несут с берега пыль, кусочки цемента, но мы все довольны, что наконец находимся в Новороссийске. [208] Чугуенко весел, он шутит:
– Помнишь, Владимир Георгиевич, этот пирс раньше назывался пирсом имени Сенкевича?
Как- то до войны наши базовые тральщики стояли в Новороссийске. Было воскресенье, команды отдыхали, когда в гавань вошел теплоход «Украина», тот самый, чей обгоревший остов лежит сейчас в воде у разбитого пирса. Тогда это был первый его рейс по черноморским портам. Многие офицеры с военных кораблей, стоявших в порту, отправились осмотреть теплоход. Гремела музыка, пассажиры поднимались по трапу и растекались по прогулочным палубам, каютам и ресторанам.
Молодой штурман Сенкевич, служивший на тральщике, встретил на теплоходе знакомых. Сидя на высоких круглых стульях, они пили в ресторане холодное пиво, когда раздались отходные гудки теплохода. Кораблей в гавани было много, вокруг празднично шумела толпа, и Сенкевич не обратил на гудки внимания. Он спохватился лишь тогда, когда почувствовал под ногами легкую дрожь палубы. Выскочив наверх, он увидел, что берег и пристань с провожающими медленно отодвигаются. Небольшая полоска воды между бортом и пристанью все расширялась. Сенкевич еще слышал, как визжит блок, поднимая на борт тяжелый трап, а на берег уже попасть не мог. Но нельзя же идти на теплоходе в Сочи, когда в порту стоит его тральщик!
Сенкевич побежал на корму теплохода: он все еще на что-то надеялся. Но берег удалялся. Не раздумывая больше, Сенкевич деловито перебрался через поручни и о верхней палубы, с высоты третьего этажа, одетый по форме «раз» - в белом костюме и туфлях, - прыгнул «солдатиком» вниз.
Вынырнув, Сенкевич, не оглядываясь, поплыл к берегу. По сигналу «Человек за бортом» с теплохода спустили спасательную шлюпку. Теплоход застопорил ход и, недовольно отфыркиваясь, покачивался на собственной волне. Пассажиры выбегали из кают и толпились у левого борта. Провожающая публика, праздничная и веселая, с недоумением наблюдала, как гребцы налегали на весла, чтобы догнать пострадавшего, а сам «утопающий» изо всех сил старался уйти от догонявшей его шлюпки.
Как все это было давно! Очень давно, когда беззаботно светило солнышко, играла музыка и стайки дельфинов, [209] случайно заплывших в Новороссийскую бухту, весело кувыркались в воде.
Каким неприятным чепе было тогда это происшествие, и каким забавным пустяком казалось это сейчас!
В дни высадки на Малую землю Сенкевич командовал дивизионом мотоботов, был тяжело ранен, потерял ногу.
Да, теперь каждый день на суше и на море происходили чепе куда более серьезные. Чугуенко рассказал мне, что в первые дни после освобождения Новороссийска начальник штаба базы капитан 2 ранга Николай Иванович Масленников облюбовал уцелевшее здание, на стенах которого еще не появилась успокаивающая надпись «Разминировано. Мин нет», и через несколько часов трагически погиб под развалинами от взрыва фугаса замедленного действия.
Здесь же, на берегу, нас встретил командир соединения контр-адмирал Новиков.
– Вовремя, вовремя пришли, - проговорил он, здороваясь и не спеша оглядывая прибывших людей и ошвартовавшиеся корабли.
– Где начальник штаба' Студеничников? Надо быстрее размещать людей, а катера убрать отсюда, - сказал контр-адмирал, обращаясь к флагманскому штурману.
– Все будет сделано, товарищ контр-адмирал!
– быстро ответил Чугуенко.
На катерах прибыли семьи офицеров, и сейчас целый табор женщин и детей, громко разговаривая и смеясь, двигался по пирсу к берегу. До этого они проживали в Поти, Батуми или в окрестных селениях.