Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
Дубыня стиснул руками лицо, до боли сжал веки - крепился, чтоб не разрыдаться.
– А теперь пойдём, я разбужу их… - Младший взял под локоть Дубыню.
– Нет, брат мой, не пойду я теперь… Не могу! Не могу видеть изуродованного лица сестры. Потом, сам говоришь, умер я для неё. Сам говоришь, успокоилась она… Не будем ей, голубке, рвать душу… И не говори, что я был. Бог даст, может, и свидимся. Прощай, братишка… И благословляю вас всех на правах старшего.
Дубыня снова вернулся в лодку и всю ночь просидел в ней. Думал. И слышал волчий вой, но уже он не волновал, как прежде, сердце - оно болело и разрывалось на части совсем от другого… «Да, прав Доброслав,
Когда только-только над лесом и холмами появилась светлая синяя полоса, Дубыня направился к переправе, которую уже ладили бородатые мужики. Через некоторое время от дома тиуна потянулись подводы с солью, послышался зычный бодрый голос Фоки.
Доброслав, завидев Дубыню, приобнял его за плечи и шепнул:
– Вчера купил для Фоки меду и напоил, чтоб он тебя не хватился. Утром ещё в его баклажку долил. Вот он и весёлый спозаранку. Повидал своих?
– Повидал… - чуть не плача, ответил Дубыня.
– Потом расскажу.
Доброслав внимательно посмотрел другу в глаза, застланные слезами, сказал понимающе:
– Ничего, брат, будет и у нас праздник.
4
В Херсонес солевары прибыли через два дня утром. Над городом стояло тёплое солнце. Хорошо грело. Над старым, заросшим вековыми дубами некрополем, ещё с захоронениями первых столетий, простиравшимся от крепостных стен до самых холмов, громко кричали грачи; у башни Зенона с входной калиткой, переминаясь с ноги на ногу, стояли солдаты и щурились от яркого света.
Входную калитку строители проделали слева башни (если смотреть на неё с внешней стороны) для того, чтобы нападающие поражались в правый, незащищённый бок, ведь щит воин держал в левой руке, а на башню прикрепили мраморную плиту с греческими письменами. Фока подъехал поближе, приподнялся на стременах и по складам стал читать.
– «Самодержец кесарь Зенон, благочестивый, победитель, трофееносный, величайший…» О-о, да тут ещё несколько величаний: и присночтимый, и их благочестие… И что интересно - даровал он этому городу выдачу денег, которые собрали преданные баллистарии. Значит, воины, обслуживающие метательные машины, деньги собрали, а император Зенон лишь даровал их… - воодушевлялся Фока, в голове которого ещё бродил хмель, продолжая читать далее: - «На эти суммы, возобновляя стены во спасение самого города и благодарствуя, поставили мы эту надпись в вечное воспоминание их царствования. Возобновлена башня эта трудом светлейшего комита Диогена, лета 512».
Фока снял с себя плащ, засунул его в кожаную сумку - жарко стало, вспотел, губы у него лоснились, глаза хитро посверкивали. Глядя на него, Доброслав пошутил:
– Фока, а если бы твои замечания по поводу надписи да передать начальнику стражи этой башни, вот тогда бы было интересно…
– Но, но… я ничего такого не говорил, Клуд, - вдруг испугался велит.
– И вообще я тут главный, а ты, колдун, смотри за своим языком… Распустил его! Я ещё твои слова, сказанные у вашей чёртовой кумирни, припомню…
– Ну ладно, Фока, не обижайся… Вот войдём в город, я тебя ещё вином угощу.
– То-то же, - примирительно сказал Фока и повернул лошадь к железной двери входной калитки.
Убедившись, кто такие, их пропустили, и соляной обоз двинулся вдоль стен, тянувшихся по обе стороны на расстояние
– Эй, славы [37] , не соль ли везёте?
– по-русски спросил один из них, высунув голову в проем между зубцами.
[37] Славы– славяне (разговорн.).
– Соль, - ответил Клуд, вглядываясь в лицо стражника. Судя по цвету волос, выбившихся из- под кожаного шлема, тот был тоже из славян.
– Киньте кусок, - попросил стражник, - а то мы уже третий день без соли похлёбку хлебаем.
Доброслав кинул ему два куска потвёрже, и стражник ловко поймал их, хотя высота крепостных стен составляла больше двадцати двух локтей [38] . Раньше соль ввозилась в город из окрестностей, где располагались соляные озера, но их вычерпали до дна, и бури давно занесли их песком и землёй.
[38] Примерно девять метров.
У городских ворот пришлось расстаться с ещё тремя кусками.
Городские ворота имели вид коридора, образованного боковыми пилонами. В них были вделаны крепления двух кованых ворот и падающей железной решётки с острыми зубьями.
За воротами чуть наискосок стояла казарма херсонесского гарнизона, выходившая глухой боковой стеной на главную улицу Аракса, тянувшуюся через весь город к морю и заканчивающуюся огромной площадью с недавно выстроенной на ней базиликой [39] .
[39] Базилики– христианские храмы VI-IХ вв. с колоннами и нефами, напоминающие по своей форме античные.
Казарма клалась из белого камня. По оконным рамам вились засохшие ветви плюща, на ступеньках из грубо отёсанных базальтовых глыб сидели четверо безоружных солдат.
Дубыня обернулся к Клуду и сказал:
– Может, этих спросим, как Лагира найти?
– Попробуем.
Но от этих четверых никакого толку Доброслав и Дубыня не добились: солдаты-ромеи и солдаты-славяне, а с ними и аланы, содержались отдельно; по заносчивым загорелым лицам и толстым носам было видно, что эти - византийцы. В херсонесском гарнизоне служили даже сарацины, в общем, всем этим людям, исключая греков, служба давала немного денег, одежду и пропитание. А шли они сюда не от весёлой жизни: многих заставила нужда, среди них находились и купцы, дочиста ограбленные в дороге, поэтому застрявшие в Херсонесе.
– Ладно, Дубыня, сейчас мы отвезём соль на подворье стратига, а потом вернёмся и всё выясним.
Так бы и сделали, но слово, данное Фоке, чтобы угостить его вином, обязывало сходить к лавочнику. Сдав соль и накормив лошадей, Доброслав принёс корчагу вина и сел с велитами. И только после обеда, когда Фока и два его солдата ушла отдыхать, Дубыня и Клуд отправились в казарму.
На этот раз им повезло - они повстречали того самого славянина, который попросил у них кусок соли и который только что сменился с поста.