Нашествие. Битва за Москву (сборник)
Шрифт:
– Кирилл, – буркнул Кир, не очень-то понимая, зачем ему знакомиться с этим агрономом. – Кирилл Мерсер.
Коренастый Модест встал рядом, разглядывая его.
– Из Москвы? – коротко бросил он.
Кир кивнул.
– И что там происходит?
– А это – Модест Борисович Калюшник, директор нашего сельскохозяйственного кооператива, – представил Яков Афанасьевич. – Он у нас за главного. Я агроном, и еще, по совместительству, изобретатель, а человек, который в вас стрелял, – Глеб, механиком он у нас. Ну и остальные…
– Помолчи уже, – бросил Модест Борисович. – Что в Москве?
Кирилл пожал плечами.
– Плохо там.
Директор с Яковом Афанасьевичем переглянулись.
К ним подошел рыжий парень, из-за которого робко выглядывала девушка в спортивном костюме и белом платке с ромашками. Другие люди, оставив свои машины, тоже приблизились – теперь со всех сторон Кирилла окружили настороженные и испуганные лица.
– А что военные? – спросил Модест. – Власть?
И снова Кириллу ничего не оставалось, как пожать плечами.
– Да ничего. Власти не осталось, по-моему. А военные… электроника же почти не действует, поэтому они не могут толком сопротивление оказать. Может, я ошибаюсь, но, по-моему, так.
– Ага! – произнес Яков Афанасьевич, со значением оглядывая присутствующих. – Ведь я говорил – это ЭМИ! Вражеское оружие! Электромагнитным импульсом НАТО сначала вывело из строя…
– Погоди со своим импульсом, – перебил директор и снова обратился к Киру: – Значит, город подавлен?
– Ну… можно и так сказать. Подавлен, да. Кто может, пытается уехать…
Кир не договорил – вдоль купола над ними скользнула молния, распалась десятками бешено извивающихся тонких хвостов и пропала. Сверху долетел сухой неприятный треск.
Модест сморщился, весь скривился, присел даже слегка, исподлобья глядя в небо. В глазах его отразился целый букет чувств: недоумение, растерянность, страх…
Остальные тоже уставились вверх. Девушка в платке прижалась к рыжему парню. На телеге захныкал ребенок, и бородатый Глеб – кажется, единственный в обозе взрослый, кто не покинул свое место, чтобы поглазеть на Кирилла, – принялся успокаивать его таким замогильным голосом, что дитё заплакало еще громче.
– А здесь молнии ниже, – отметил Кирилл. – Наверное, я таки правильно рассчитал.
– Что вы рассчитали? – немедленно заинтересовался агроном. – Мне это крайне интересно – вы кажетесь образованным человеком, как вы думаете…
– Оружие? – перебил Модест, в упор глядя на Кирилла. – Имеется?
– Нет, у меня только…
– А вон сабля, – подал голос рыжий, махнув рукой на багажник «горца».
– …катана, – заключил Кирилл. – Еще нож.
– Нож, м-да, – директор качнул головой, развернулся и зашагал обратно к трактору. – Всем садиться! А ты, парень, можешь с нами, раз уж Глеб колесо тебе…
– Ко мне, ко мне можно, – засуетился агроном. – И рюкзак свой не забудьте, у меня места хватит.
Люди стали расходиться. Кирилл, совсем не уверенный в том, что ему хочется присоединяться к этой компании, отстегнул ремень багажника и взялся за рюкзак.
Вверху снова блеснула молния. В городе они вспыхивали неслышно, но здесь купол был гораздо ниже, и до земли долетал сухой треск. Модест, не успев забраться в трактор, остановился и замер, склонив голову, ссутулившись… и все вокруг остановились, с непонятным Кириллу выражением глядя на директора. Тот постоял немного, оглянулся и спросил:
– Так что ты там рассчитал, парень?
– По-моему, диаметр этого купола где-то сто двадцать километров, – пояснил Кир, натягивая лямки рюкзака на плечи. – И граница его на севере проходит в районе водохранилища. Может, прямо по воде. Или за берегом, точно трудно сказать.
Модест кивнул и, скрипя сапогами, полез в кабину.
– Ну вот сейчас и узнаем, – Яков Афанасьевич Людозоля, ухватив Кира за рукав, повлек его за собой. – Садитесь, Кирилл, а то в мой «хаммер-мини» почему-то никто больше не захотел, хотя места хватает…
Места в чудо-машине агронома хватило ровно для того, чтобы сесть, упершись коленями в дребезжащую железную «торпеду», и кое-как засунуть рюкзак себе под ноги. Пока Яков разводил пары, Кир огляделся и прикинул, что «хаммер-мини» склепан из древней «победы», при участии «чайки» и еще как минимум двух-трех моделей, причем все они были чуть ли не сталинских времен. Колеса казались чересчур велики для такого небольшого салона, а задние сиденья отсутствовали – прямо за спинками передних начинался открытый багажник, забитый всякой рухлядью. В потолке был криво прорезан люк, закрытый круглой крышкой из-под большой кастрюли, в народе именуемой «вываркой», на единственной петле.
Издав серию неописуемых звуков, «хаммер-мини» покатил вслед за трактором. Из прицепа на Кира глядели дети и взрослые, первые – с любопытством, вторые – с плохо скрываемой растерянностью и страхом. Зевнув, Кирилл оглянулся на запряженную пегой кобылой телегу Глеба. Только сейчас он понял, что там, кроме бородатого механика и троих детей, больше никого нет – то есть нет никаких женщин. Он уже открыл рот, чтобы задать вопрос агроному, но тот заговорил сам:
– Вы, Кирилл, не думайте, что в какой-то цирк-шапито попали. Мы все нормальные люди, просто сейчас очень уж напуганы.
– А вот директор ваш… – начал Кир.
– Заметили, как Модест из-за молний дергается? Он, понимаете, такое в свое время пережил… У него сестру младшую молния убила. Год назад это было, в поле за деревней нашей, в грозу сильную. Прямо у него на глазах – бах! – и нет Маши. – Агроном махнул рукой, «хаммер-мини» дернулся, и Кир стукнулся коленями о «торпеду». Щелкнув, сама собой откинулась дверца «бардачка». Внутри лежал большой огурец и нечто, завернутое в промасленную бумагу. В кабине запахло копченой колбасой. – Маша, сестра Модеста, женой Глеба нашего была, – продолжал Яков Афанасьевич, захлопывая «бардачок». – Остался он один с тремя детьми… Но Глеб-то – что… Глеб такой барсук по жизни, угрюмый тип, неразговорчивый, а вот Модест… Вы не поверите – он весельчаком был, говорливым, с огоньком мужик, а теперь вот тоже молчуном стал. И молний боится. Но я не о том поговорить хотел. Кирилл, вы скажите, вот это вот, – агроном ткнул пальцем вверх, – что оно, по-вашему, такое?