Наши крылья растут вместе
Шрифт:
За время, проведенное вдвоем, Оливия много узнала о Даниэле. Он рассказывал про себя, как начал летную карьеру, наперекор всем родным, как переехал в Дубай, как тяжелы были учебные годы. Он рассказывал про свою семью, про отпуск в Аликанте. Лишь пропуская в рассказе одного человека— Паулу.
Рассказывая про семью, он так же упускал слово «отец». Но Оливии довелось уже узнать про него раньше и сейчас она боялась затронуть эту тему вновь, понимая, что она больна для Даниэля. В памяти еще свежи были воспоминания его слов, сказанных во время очередной игры между ними. Тогда он сказал, что не желает обсуждать смерть своего отца тем более с ней. Но она
— Если тебе больно об этом вспоминать, я могу ждать столько, сколько ты сможешь молчать.
Она не хотела молчать, смотря на его пальцы, касающиеся этого ужасного шрама. Он не был ему противен, Оливия убедилась в этом, когда его губы мягким шелком коснулись белого следа ее воспоминаний:
— Я расскажу тебе. Мне нечего скрывать. — Она устроилась удобней на его плече, теперь рассказывая о своей жизни, — на улице была ясная погода и я гуляла с соседскими детьми во дворе. Солнце освещало его очень ярко, как никогда, создавая духоту. Я даже не поняла, в какой момент ветер поменял свое направление, надувая темную грозовую тучу. Она появилась из вне, выжимая из себя крупные капли холодного дождя. Именно вода заставила нас разбежаться по домам, и я забежала к маме на кухню, нюхая запахи готовившейся еды. Мне было все равно, что именно она готовила, но запах был обалденный и я ощутила голод. Но что бы отвлечь себя, я включила телевизор. А мама пела, мешая мне смотреть.
Оливия опустила глаза, видя яркую картину в своей памяти, которую поклялась забыть. Но она помнила. Она не забыла ни минуты той страшной новости. Она даже помнила лицо диктора, смотрящего на нее с экрана телевизора:
— Она пела, но я уже не слышала ее, уставившись на фотографию самолета, летевшего из Бостона в Лондон британскими авиалиниями, рейса номер 5-6-3. Диктор сказал, что он упал в Атлантический океан. — Оливия облизнула пересохшие губы, ощущая дыхание Даниэля возле своего уха:
— Оливия, — прошептал он, пытаясь вывести ее из транса, — не надо, не рассказывай, если тебе тяжело.
Но девушка не слышала его, вновь ощущая тот ужас:
— Я вскрикнула, в глазах застыла пелена тумана. Сердце просто остановилось, останавливая сознание. В голове темнело и гудело, как рой пчел возле улья. Я задыхалась. Я помню, как пошатнулась, хватаясь за столешницу. На его конце лежал нож. Я падала, и он летел вместе со мной, колом втыкаясь мне в грудь. Больше ничего не помню. Ни боли. Ни слез.
Даниэль прижал ее к груди, шокированный этой страшной историей. Оливия так ясно все рассказала, что эта картина встала у него перед глазами, заставляя задуматься о том, что сейчас он обнимал самую сильную женщину из всех, что встречал. Пережив весь этот ужас, что заставило ее подняться на борт самолета в качестве стюардессы? Она бросила вызов судьбе, твердыми шагами вступая по трапу.
Он капитан самого большого в мире самолета и отвечает за жизни пол тысячи
— Я очнулась в больнице, слыша разговоры врачей. Они говорили, что нож проткнул кожу, втыкаясь в ребро. Оно спасло меня, удерживая его в сантиметре от сердца, — Оливия взглянула на Даниэля, — я поправилась быстро, но шрам того дня на всю жизнь остался со мной, как памятник о смерти моего отца.
Он прижал ее к себе сильнее, руками проводя по ее волосам, но Оливии не нужна была жалость, и она отпрянула от него, слегка улыбнувшись:
— Это всего лишь ужасное воспоминание, но я не боюсь его.
Она была сильная во всем. Видимо, как ее мать, которая в один миг потеряла мужа и чуть не лишилась дочери. Сейчас Даниэль полностью воссоздал минуты той трагедии глазами Оливии и жены Джона Паркера. Раньше его виденья были в кабине пилотов, он слушал запись той ужасной катастрофы на лекциях в университете, отчетливо понимая, как боролся капитан за жизнь, чтобы вновь встретится со своей семьей. Он боролся до последнего, Даниэль слышал его спокойный голос, в котором чувствовалась надежда на спасения. До последней секунды. В последнюю секунду Джон Паркер шепотом произнес: «Ливи». Тогда Даниэль не понял, что капитан имел ввиду, это имя могло быть чьим угодно. Спустя столько лет, после прослушивания этой записи, которую им, студентам, преподнесли в качестве примера, он осознал: Джон Паркер шептал имя своей дочери, видя перед собой смерть в лице океана.
Пальцы Даниэля коснулись щеки девушки, нежным шелком проведя по ней:
— Ты не против, если я буду называть тебя Ливи?
— Так называл меня отец, — вымученная улыбка коснулась ее губ, и Оливия накрыла своей ладонью его руку, — но я не против.
Даниэль решил никогда не говорить ей, откуда узнал это имя. Он никогда не скажет ей о том, что слышал, как умирал ее отец. Она никогда не узнает от него, что творилось в кабине пилотов в тот роковой полет. Но он будет называть ее так, как хотел бы Джон Паркер.
Девушка прижалась к Даниэлю, слушая тихое биение его сердца. Оно успокаивало и манило в сон. Она поддалась ему, закрыв глаза и погрузилась в тишину и безмятежность.
Целый день они провели наедине друг с другом и им он показался минутой. Даниэль закинул подальше свой ноутбук, не желая смотреть сводку погоды над Таиландом. Завтра они полетят в Бангкок. Но это будет завтра, а сегодня хотелось отдыхать морально и физически. Он поймал себя на мысли, что никуда не хочет выходить из этой квартиры. И хотя она была маленькой по сравнению с его большой виллой, она была уютней в сотни раз. Он слышал, как напевает Оливия знакомую мелодию, наглаживая его белую рубашка:
— Я сам бы мог погладить, ты не обязана это делать.
Она сняла погоны, знакомый ей значок в форме крыльев с надписью: «Капитан Даниэль Фернандес Торрес», который видела сотни раз и бережно сложила их на стеклянном столике в гостиной рядом с фуражкой и своим бейджиком:
— Мне приятно это делать, — она проводила утюгом по белоснежной ткани, как самолет скользит над облаками. Где — то она уже видела эту картину. Дежавю из детства вновь пронеслось в памяти. Она много раз видела, как мама готовит форму отца к рейсу, наглаживая его рубашку и пристегивая погоны обратно, — мне знакомо, как готовить капитана к полету.