Наши крылья растут вместе
Шрифт:
Он вспомнил, как много раньше говорила Оливия. И далеко неприятные вещи. Он вспомнил, как хотелось ему закрыть ей рот рукой, пару раз это даже получилось. Он усмехнулся, вспомнив Гамбург. Этот странный город подарил ему много приятных вещей.
— Ты мне так и не сказал ее имя.
Воспоминания улетучились, и улыбка исчезла. На смену им пришла фантазия и задумчивый вид. Сколько женских имен он знал. Миллион. Сейчас не помнил ни одного, чтобы солгать Марку.
— Давай не будем о ней говорить, — Даниэль занервничал, наливая себе в стакан воду, — я не хочу о ней вспоминать.
Марк
— Люблю бывать в арабских странах, они очень вкусно готовят мясо.
— Я люблю лосось, поэтому люблю бывать на высоте тридцать восемь тысяч футов над землей во время обеда.
Марк засмеялся, кивая, зная пристрастия своего капитана.
— Какого цвета у нее глаза? Она блондинка или брюнетка? — Он решил вернуться к вопросу о девушке.
Даниэль вздохнул, слегка удивившись. С каких пор Марка интересует цвет глаз его девушек? Но на этот вопрос можно было ответить. Можно было даже не врать, Марк все равно ни о чем не догадается:
— Голубые. Как небо. — Можно было еще привести несколько сравнений: цвет утреннего неба, нежно — голубые, небесная гладь. Но этого хватит. — Она шатенка, — Даниэль задумался, понимая, что описать цвет волос Оливии гораздо сложнее, чем ее глаза.
— Голубоглазая шатенка, — улыбнулся Марк, нанизывая новую порцию мяса на вилку, — небесно — голубые глаза, как у Оливии?
Даниэля тут же бросило в пот, и он слегка ослабил галстук, наблюдая за вторым пилотом:
— У Оливии Паркер голубые глаза? — Он натянул улыбку, пытаясь за ней скрыть страх разоблачения.
— Очень красивые голубые глаза.
Становилось все интересней и интересней. Даниэль сложил руки на груди, откинувшись на спинку кресла:
— Я не замечал. Что еще тебе нравится в ней?
Странное чувство собственничества возникло из ниоткуда, надо было засунуть его обратно туда же, но Даниэль не мог этого сделать — любопытство взяло вверх.
Марк задумался, сощурив один глаз и Даниэлю это уже нравилось. Больше положительных качеств у Оливии нет. Его это даже посмешило. Ничего удивительного, задай ему тот же вопрос, он бы задумался, не найдя сразу ответа.
— Она красивая девушка, — наконец произнес Марк, — у нее милое личико, наверно слишком милое имея такой характер. Фигура тоже ничего, но немного не в моем вкусе, грудь бы побольше, как у Нины. Хотя… — Он вспомнил, как Оливия пришла к ним в кокпит с расстегнутой блузкой, из выреза которой он упивался зрелищем упругих грудей, — нет, пожалуй, с грудью у нее нет проблем. Да и характер в принципе не плох. Она не воюет со мной, видимо, я не раздражаю ее так сильно, как ты. Волевая, сильная, энергичная, легка на подъем. Ну это мое мнение.
У Даниэля не было слов. Он проглатывал мнение своего второго пилота про девушку с которой просыпался три ночи подряд. Молча. Стиснув зубы. Чувствуя, как нервничает. Ощущая гнев.
— А ты? — Марк посмотрел на Даниэля, — тебя не было три месяца. Что-нибудь изменилось между вами? Вы все так же враждуете между собой?
— Ненавижу ее, — прошипел Даниэль, подумав о том, что подвергло Марка думать о размере ее груди, — давай не будем о ней говорить. Тема, касающаяся Оливии Паркер
— Но ты трясся над ней в Сингапуре…
— Она на моем борту ударилась головой, в которой и так не много мозгов. И еще я обещал ее матери позаботиться о ней. Плюс, я хорошо отдохнул и могу вновь терпеть ее присутствие в моем экипаже. Не знаю, надолго ли хватит моего терпения.
Именно такие слова он сказал бы три месяца назад. Сейчас он был не согласен с каждым из них. Когда он увидел рану на ее голове, вначале был испуг, потом злость на нее. Она встала со своего места тогда, когда он запретил. Она ослушалась его приказ, но поступила смело, пытаясь подстраховать пассажиров. Собой. Надо будет поговорить с ней об этом и заставить исполнять его приказы. И дело не в том, что она лишится последних мозгов, слава богу, их еще много. Дело даже не в Джине Паркер и ее просьбе. Дело в другом, в чем — то новом. Он не мог дать ответ на этот вопрос. Наверно, просто не хотел копаться в себе глубже.
Даниэль задумался, крутя в руках телефон, одновременно поглядывая на дисплей.
— Хорошо, — кивнул Марк, — не будем говорить об Оливии, поговорим о твоей девушке.
Это было смешно. Даниэль не смог скрывать накатившую улыбку и тихо рассмеялся. Только его жизнь может быть одной сплошной неразберихой и только он мог иметь девушку, с которой спал и девушку с которой враждовал в одном лице.
— Давай не будем говорить о них обеих. Поговорим о предстоящем собрании, нам надо серьезно подготовиться к нему. Думаю, оно пройдет для нас тяжелее, чем кажется.
Забивать себе голову пустыми разговорами о девушке он не хотел, так же как думать о том, что Марк изучает ее грудь.
В не менее душном Бангкоке, поужинав в ресторане при отеле, Оливия, Нина и Дженнет шли к себе в номера. Они смеялись, обсуждая тему предстоящей свадьбы. Одну тему, которая на шесть месяцев стала темой года. Оливия не подозревала, что гардероб невесты должен состоять из сотни деталей: свадебное платье, туфельки на устойчивом каблуке, кружевная подвязка, которых великое множество, как и свадебных платьев, нижнее белье, ожерелье из жемчуга, сережки, букет цветов для невесты, прическа и макияж. Полгода — это маленький срок. Полгода можно только выбирать пригласительные открытки на свадьбу.
Оливия вздохнула, понимая, что срок надо выбирать больше, либо выходить замуж в церкви сразу, как только жених сделает предложение.
— Мы уже даже поругались с Шоном, — нахмурившись произнесла Дженнет, — из — за его костюма. Он хочет жениться в форме, а я хочу видеть на нем элегантный свадебный костюм, желательно светлых тонов.
— Пусть будет в форме! — Воскликнула Оливия, — ведь форма — это часть его жизни.
На пару секунд в памяти возникла небольшая рамочка их светлого дуба в гостиной ее дома, за стеклом которой счастливые родители обнимали друг друга. На маме было одето белое платье, подол которого касался мраморного пола. Отец, как капитан авиации, надел свою форму. Она подчеркивала статус и гордость, делая его самым красивым мужчиной. Наверняка мама годилась им и, скорее всего, ей завидовали все женщины в округе.