Наши люди в Шанхае
Шрифт:
— Сережа, я, в отличие от тебя, не знаю французского языка, но я знаю, что в фехтовании «туше» это значит касание. Укол! А твой китаец радостно заорал «туше!» именно в тот момент, когда копье вонзилось в спинку твоего стула.
Я изо всех сил пыталась оправдать свое вчерашнее поведение. Какой дурой, должно быть, выглядела я в глазах Алсуфьева. Полной дурой и трусихой!
Всех переполошила. И в опере, и в отеле. Стыдно представить. Даже не верится, что это была я.
До конца жизни, наверное, буду съеживаться от неловкости при одной только мысли
Еще и разговор этот дурацкий затеяла вчера за завтраком. Поистине, у страха глаза велики!
Какие тайны? Господи ты боже мой! Кому мы нужны со своими замшелыми тайнами? Ведь столько лет прошло!
Битва с тенями прошлого!
Верочке спасибо надо сказать. Это с ее подачи я и папу своего, царство ему небесное, вспомнила, и Алексея Евгеньевича покойного сюда же приплела. Что было, чего не было и быть никогда не могло — все в одну кучу смешала. Понапридумывала себе, бог знает что.
Какое-то воспаленное воображение!
— У тебя живое воображение, Наташечка, — сказал Алсуфьев, словно прочитал мои мысли. — Живое воображение и феноменальная память. Я и представить себе не мог, что ты столько всего помнишь.
— Скажешь тоже, — я расплылась в улыбке, не сумев скрыть удовольствия, — феноменальная память! Скажи, пожалуйста… Я просто хочу себя лишний раз проверить… Сережа? Лифтер? Он ведь был в белой униформе?
Алсуфьев радостно закивал:
— Совершенно верно, Наташечка, совершенно верно. Лифтеры, в отличие от портье, носили не синюю, а белую форму. Лифтеры и уборщики были в белом, охрана и портье в синем.
Я удовлетворенно кивнула:
— Можем идти. Мне кажется, я все вспомнила.
Алсуфьев толкнул дверь, и мы вошли в сверкающий холл «Парк Отеля».
Я разочарованно крутила головой во все стороны. Ничего мало-мальски похожего на то, что я только что себе представляла.
Роскошь, мрамор, светлые тона. Абсолютно ничего общего с интерьером нашего старого доброго «Пикарди».
Разве что ресепшен тоже находится слева, а лифты — справа.
Алсуфьев между тем вступил в оживленную дискуссию об истории «Парк Отеля» с молодым китайцем за стойкой для портье.
Обе стороны показали хорошее знание предмета, но к консенсусу не пришли.
Портье твердо стоял на своем: ему ничего неизвестно о том, что «Парк Отель» был некогда временно переименован, он также ничего не может нам сказать о некоем шанхайском отеле с названием «Пикарди», так как никогда и ничего не слышал о таком.
Алсуфьев настаивал и засыпал собеседниками все новыми и новыми подробностями о мифическом отеле из нашего детства. Он добивался положительного ответа на свой отнюдь не тривиальный вопрос.
— Э-э-э, — возбужденно посверкивая очками, не унимался он, — возможно, на наш вопрос сможет ответить кто-то другой, тот, кто работает в вашем отеле уже долгие годы. Возможно, такой служащий лучше владеет этим вопросом. Не могли бы вы быть столь любезны и пригласить сюда этого человека,
— Нет, — молодой человек с сожалением развел руками. — В настоящий момент такого служащего в отеле, к сожалению, нет. Но вы можете пройти в наш музей. Он находится на втором этаже. Я надеюсь, что там вы найдете ответы на все вопросы, связанные с историей «Парк Отеля».
Алсуфьев рассыпался в благодарностях и направился к лифту.
Я поспешила юркнуть в сверкающую золотом и зеркалами кабину.
— Сережа, — жарко зашептала я, едва дождавшись, чтобы двери лифта закрылись, — он нас обманывает. Этот портье! Я уверена.
— Почему? — искренне удивился наивный до одурения маститый психолог.
— Потому! Ты не обратил внимания на китайца?
— На китайца?
— Ну да. Старый китаец в синей тужурке и черных матерчатых туфлях. Он стоял в том закуточке, что справа возле лифта, и все это время, пока ты разговаривал с портье, наблюдал за нами. Наблюдал и прислушивался. Мне даже показалось, что он хочет что-то сказать, а портье его не позвал. Да еще выдумал, что никого из старых сотрудников отеля сейчас нет на месте. А этот китаец тогда, по-твоему, кто?
— Не знаю, Наташечка. Я ведь не видел его.
— Правильно, ты его не видел, но я-то видела! Видела своими собственными глазами. И если уж этот старик не старый служащий отеля, то и свинья была бы не красавица!
— Ну что ты, Наташечка. Ты сегодня чудесно выглядишь, впрочем, как и всегда, — скороговоркой пробормотал Алсуфьев, внимательно изучая фотографии, развешанные по стенам холла.
— Гм, — я только рукой махнула.
Что толку объяснять Алсуфьеву, что он ошибся? Ослышался. Что вовсе не себя я имела в виду, а свинью! Это поговорка такая. Любимая поговорка моей бабушки, между прочим.
Ну что тут скажешь? Алсуфьев в своем репертуаре. Уткнулся в надписи под старыми фотографиями и весь в счастье. Не видит и не слышит ничего вокруг. Вот такой вот у меня приятель. Всю жизнь такой! С детства.
— Ну, что там? — нетерпеливо поинтересовалась я. — Нашел что-нибудь?
— Э-э-э, — пожевал губами Алсуфьев.
— Зря я тебе сразу про него не сказала. Наверное, надо было самим к нему подойти. Он так смотрел на нас, как будто узнавая. А, вдруг, он нас знает? Сережа?! А что?! Вполне вероятно. Мне ведь тоже показалось, что я его где-то видела. И он, кстати сказать, тоже смотрел на нас, как на старых знакомых. Сережа?! Ты меня слышишь?
— Я весь внимание, Наташечка. Э-э-э… Весь внимание. Смотри! На этих старых фотографиях «Парк Отель» как две капли воды похож на нашу гостиницу.
— А надпись? — я полезла в сумочку за очками. — Что там на нем написано?
— Написано «Парк Отель».
— Раз написано «Парк Отель» значит это не наш «Пикарди»! — Меня не так-то легко сбить с толку.
— Да, но здесь нет ни одной фотографии конца пятидесятых годов. Тридцатые годы, сороковые… И фотографии последних лет. — Он двинулся осматривать фото по второму кругу.