Наши люди в Шанхае
Шрифт:
— Наташечка!
— Да, вижу я. Вижу! Давно уже вижу! А ты только сейчас заметил?
— Э-э-э…
— Ну что? Что скажешь, Сережа? Ты тоже так думаешь? Это, правда, он?
— Посмотрим, — уклончиво сказал Алсуфьев и прибавил шагу.
Я припустила следом за ним. Серое здание притягивало нас как магнит. Мы спустились в подземный переход, чтобы перейти на другую сторону проспекта с оживленным автомобильным движением, затем пересекли небольшую площадь, усаженную деревьями, перешли еще одну оживленную улицу и остановились
— Park Hotel, — потерянно прочитала я надпись над входом.
— Park Hotel, — эхом повторил Алсуфьев. — Мы ошиблись, Наташечка. Это не наш «Пикарди».
— Что значит ошиблись, Сережа? — Оптимистично возразила я. — Я не могла ошибиться. Я уверена, что уже видела это здание когда-то. Определенно видела.
— Конечно же, видела, Наташечка. Это же «Парк Отель», известнейший отель колониального Шанхая. Он назывался так с тридцатых годов прошлого века, с момента постройки. О нем столько написано! Взять те же мемуары Натальи Ильиной. Ты ведь читала!
— Ну и что, что читала? Может быть, его переименовывали. Временно. Знаешь, как это бывает? Когда в Шанхае жили русские белоэмигранты, мемуары которых мы читали, он назывался «Парк Отель», а когда жили мы с родителями — «Пикарди», а сейчас опять называется «Парк Отель». — Я вопросительно посмотрела на Алсуфьева.
Он неопределенно пожал плечами:
— Есть еще кое-что, — устало сказал он, — на что я сразу не обратил внимания. Посмотри! — Он развернул меня спиной к отелю. — Видишь? Дорога? А в «Пикарди» дороги не было. Там перед входом был сквер. Помнишь?
— Круглый? — Меня не так-то легко сбить с толку.
— Круглый.
— С чугунной оградой?
— С чугунной оградой.
— А это, по-твоему, что?! — Я торжествующе показала на небольшой полукруглый сквер на другой стороне улицы. — Смотри! Даже решетка чугунная сохранилась!
— Не думаю, что это та же самая решетка, Наташечка.
— Ну, почему ты такой скучный, Алсуфьев? Я тебя умоляю. Ведь столько лет прошло. Не могло же все остаться без изменений! Согласись, что в целом все очень похоже. Окна, например. В «Пикарди» были такие же окна, как здесь. Я помню, что любила сидеть на подоконнике и смотреть на улицу, на этот вот сквер.
— Разве я спорю, Наташечка? Это действительно очень похоже на нашу гостиницу. Вот только название…
— Зачем напрасно спорить, Сережа? Давай, зайдем внутрь и там все узнаем. Мне кажется, я помню, как выглядит холл. Мы сразу поймем, если это не наш отель. Вот увидишь!
— Наташечка…
— Подожди, подожди, не перебивай, я сама его опишу, а ты скажешь потом, так ли это на самом деле. Ты ведь постарше Сережа, я на твою память больше полагаюсь. Может, я это все себе напридумывала в своих детских фантазиях на тему из прошлого. Подожди!
Я зажмурилась (чтобы отрешиться от шума улицы и настроиться на нужную волну) и представила, как у входа в отель стоит маленькая
Значит, я попала в зиму. Ни летом, ни весной, ни даже осенью в Шанхае в вязаной шапочке не походишь. Здесь ведь субтропики, пальмы растут, чего вы хотите?
Девочка постояла, задрав кверху голову в пушистой оранжевой шапочке, полюбовалась на плывущие по небу тучи, а потом шагнула вперед и потянула на себя тяжелую дубовую дверь…
Стоп! Вру! Этого я не помню. Я не помню, чтобы тянула дверь на себя. И вообще, я не помню, как открывались тогда двери в отель.
Я открыла глаза и внимательно посмотрела на блестящие вращающиеся двери «Парк Отеля».
Нет, тогда вход выглядел иначе. В этом я уверена.
Вполне возможно, двери были именно такими, какими я их только что себе представила — добротными и внушительными, как в сталинских высотках из старых советских кинофильмов.
Вот только открывала я их не сама. За меня это делал кто-то другой: либо мама, либо папа, либо мой непременный паж Алсуфьев.
Я с сомнением посмотрела на задумавшегося приятеля.
— Сережа, когда мы здесь жили, то дверь открывал швейцар?
— Что? — встрепенулся он.
— У входа раньше стоял швейцар? — Я ткнула пальцем в стоящий у входа вазон с цветами.
— Нет, прости, я задумался, швейцара в нашем отеле не было. Был сторож, охранник, его называли по-разному. Кому как вздумается. Он стоял у ворот и не пропускал на территорию посторонних. Здесь раньше ограда была, если помнишь. Сторож открывал нам ворота или калитку, а двери постояльцы открывали сами.
— Понятно.
Я снова крепко зажмурилась.
Моя девочка вошла в вестибюль. Высокие потолки, деревянные панели. Достаточно мрачно, внушительно, все в казенном стиле интерьера середины прошлого века. Это действительно вестибюль, никак не холл.
Девочка посмотрела налево и поздоровалась с портье, молодым человеком в синей хлопковой толстовке, стоящим за конторкой.
— Ни хао, Натаса, — улыбнулся он.
Девочка повернула направо и направилась к лифту.
— Тунчжи, маманди! — неожиданно для себя громко сказала я и вопросительно посмотрела на Алсуфьева. — Что я сейчас сказала? Так говорили лифтеру, чтобы он подождал и не отправлял лифт?
— Верно, Наташечка, — растроганно сказал он. — Лифтеру кричали: «Тунчжи, маманди!», что значит «Товарищ, момент!».
— Товарищ? «Тунчжи» это по-китайски «товарищ»?
— Абсолютно верно. Товарищ. Помнишь в пекинской опере китайца за соседним столиком? Он крикнул мне «тунчжи!».
— Помню, — скрепя сердце призналась я. — Только мне тогда показалось, что он крикнул вовсе не это. Мне послышалось слово «туше!». Вот почему я так сильно испугалась.
— Туше? Но это же на французском. Тебе показалось, что китаец крикнул мне по-французски?