Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!
Шрифт:
– А теперь домой! – снова послышался в эфире голос нашего спасителя. – Иначе заклюют нас всех тут.
Мы присоединились к эскадрилье и змейкой пошли к базе.
– Вы точно чокнутые, – резюмировал Ежи, поглядывая на нас с Вольфгангом и вытирая трясущейся рукой пот со лба.
– Потому вы нас сюда и пригласили, – рассмеявшись, ответил я.
Глава 3
По прилете на базу выяснилось, что эскадрилья «новоприбывших» истребителей отрабатывала фигуры пилотажа неподалеку
После приземления мы подошли к нашим спасителям и сердечно их поблагодарили.
Пилотом, который общался со мной в эфире, оказался смоленский паренек по имени Степан. Именно он первым бросился выручать нас. Невысокий, кривоногий, с лицом, сплошь усеянным веснушками, – так выглядел наш бравый ангел-хранитель.
– Спасибо, братцы! – я вцепился ему в руку и крепко пожал. – Если б не вы, нас бы точно сожрали.
– Ничего! – захохотал Степан. – Живы будем – не помрем!
Он был заводилой в группе, полностью укомплектованной русскими летчиками. Радуясь счастливому исходу дела, мы принялись расспрашивать друг друга, кто и откуда родом, где воевали и как очутились здесь. Нас прервал подошедший гвардеец.
– Вас срочно вызывает Советник Броуди, – с каменным выражением лица сказал он таким тоном, словно вызов к Советнику был случаем экстраординарным. Чуть помедлив, гвардеец добавил: – Он вне себя, парни.
Вызывал Броуди не всех участников боя, а только меня и Степана.
– Ну что, пойдем по жопе получать? – нисколько не расстроившись, улыбнулся Степан.
– А то! – подмигнул ему я.
Мы последовали за гвардейцем. По дороге я узнал, что фамилия Степана – Бурлак. Он был истребителем в 161-м истребительном авиационном полку, летал на Ла-5, успешно гонял «мессеры» и «юнкерсы». Лейтенант, представлен к званию Героя Советского Союза, но получить не успел, был подбит, загорелся. Прыгать с парашютом отказался, направив самолет на немецкую автоколонну. Так и оказался здесь.
– Представляешь, – говорил он мне, – а если бы я тогда прыгнул? Остался бы жив и сюда бы не попал, смекаешь? Не знаешь, где и повезет.
С ним трудно было не согласиться. Поняв, что, пойдя на таран, сможет нанести серьезный ущерб врагу, паренек, не задумываясь, ринулся на автоколонну, прекрасно сознавая, что погибнет. Глядя на него, и не скажешь, что он вылеплен из такого теста.
Кабинет Советника был просторным и светлым. На стенах и на столе крепилось множество разделенных прямоугольными рамками полупрозрачных экранов, на которых разными цветами высвечивались информация, графики и снимки. С моей стороны все было видно наоборот, как отражение
Броуди сидел за столом, пытаясь что-то разглядеть на одном из мониторов. Мы вытянулись перед Советником по стойке «смирно». Он медленно поднял голову, спросил, грозно хмуря брови:
– Вы отдаете отчет в своих действиях?
– Так точно, отдаю! – ответил я.
Во-первых, из нас двоих со Степаном я был старшим по званию, а во-вторых, вся каша заварилась из-за меня.
– Я вас не понимаю, – тяжело поднялся Броуди, упираясь ладонями в стол.
– Находясь на тренировочном полете, мы были атакованы превосходящими силами противника. Я принял решение увести врага в сторону от стратегического объекта, дабы не рассекретить его местонахождение. Всю ответственность беру на себя, мой инструктор ни при чем.
Броуди внимательно меня слушал, буравя взглядом, потом повернулся к Степану:
– Какого черта вы нарушили приказ не покидать сектор?!
– Я товарищей в беде не бросаю, – невозмутимо ответил Бурлак, глядя прямо в глаза Советнику. Я попытался его остановить, чтобы парень не наломал дров, но не успел. – Можете отдавать меня под трибунал.
Броуди открыл было рот и хотел что-то сказать, но передумал. Он вышел из-за стола, прошествовал взад-вперед по кабинету, снова уселся в кресло и принялся барабанить по столу пальцами.
– Советник, – надо было срочно выгородить бесстрашного друга, – эскадрильей истребителей была предпринята успешная попытка уничтожить прорвавшего сектор противника. Среди наших пилотов потерь нет.
– А приказы выполнять, по-вашему, не надо? – бухнул кулаком по столу Советник. – Это вам не сорок третий год!
– Мы действовали в соответствии с обстановкой, – спокойно ответил я. – А обстановка потребовала значительной корректировки выполнения поставленных задач.
Броуди помолчал, видимо, принимая какое-то решение.
– Ладно, ступайте, – ворчливо буркнул он, всем видом показывая, что не видит смысла в дальнейшем разговоре с нерадивыми детьми, и, будь его воля, с радостью надрал бы нам уши, да только высокое начальство вряд ли одобрит этот не вполне педагогичный метод воспитания.
Мы отдали честь и направились к двери, собираясь выходить.
– Кузнецов, задержитесь.
Я остановился, а Степан оглянулся и еле заметно подмигнул мне: «держись, старик».
– Присаживайтесь. – Броуди указал мне на свободное кресло из черной кожи. – Я хотел с вами поговорить кое о чем.
Когда Степан вышел, тон Броуди изменился. Говорил он теперь по-дружески, как с равным. Я не удивился. С первого дня нашего с ним знакомства не раз наблюдал за ним подобные перемены тональности с командной на житейскую и наоборот.
– Слушаю вас, Советник, – я изобразил крайнюю степень внимания к собеседнику. Всегда старался быть подальше от начальства, и к их задушевным разговорам с подчиненными относился настороженно. Был опыт.