Наши трёхъязычные дети
Шрифт:
…Наконец, маме хотелось опомниться и вернуться к нормальной жизни, хотя бы на несколько часов в день…
И вот, в год и 11 месяцев, дети пошли в садик. Точнее, начался довольно длинный «адаптационный период». Сначала мы отводили малышей на час, затем на полтора часа, причём сидели наблюдателями, ещё позже начали оставлять их одних часа на три, забирая после обеда. Наконец, однажды дети остались на послеполуденный сон – и в итоге в 2 года с небольшим полностью погрузились в детсадовскую жизнь.
В садике малышатам сразу (или почти сразу: всё-таки трудно отделиться от мамы-папы, от дома) понравилось. Поначалу даже казалось, что
Адаптация заслонила от нас более серьёзные проблемы. Однако они зрели – и всё болезненнее заявляли о себе.
Постепенно нам начало казаться, что сын как-то уж очень медленно продвигается в языках. В общем-то, почти не продвигается. В садике он совсем не говорил. Но и дома больше отмалчивался. Не хотел даже просто повторять за мамой и папой самые простые слова…
Лишь позднее стало ясно, что с ним в это время происходило.
«Период молчания» после того, как ребёнок пойдёт в садик, давно уже описан специалистами. Он понимается как необходимая переходная фаза. Молчание ребёнка не означает, что он выключен из языка, игнорирует его, всего лишь пассивно наблюдает. На деле он в это время очень активен, совершает огромную внутреннюю работу. Он собирает опыт общения на новом языке, проверяет, обобщает, уточняет представления (это – «латентный этап», «инкубационный период», «фаза внутренней переработки языкового материала»). Родители в это время обеспокоены. В их представлении новый язык всегда усваивается так, как на уроках иностранного языка в школе: восприятие – упражнение – применение. Однако двуязычный ребёнок, встретившись в садике со вторым (третьим) языком, оказывается в иной ситуации – «погружения», он встречает новый язык в одиночку и должен львиную долю работы проделать сам.
Так объясняют происходящее специалисты. Их вывод-совет: если ребёнок молчит (кстати, не все мультилингвы умолкают в садике), не следует вынуждать его говорить; он должен заговорить (и обязательно сделает это!) сам.
Наверное, не всех родителей успокоит знание о том, что молчащие детсадовцы «разговорятся» рано или поздно. Потому что просится на язык следующий вопрос: к каким последствиям (если не прямым, так косвенным и отдалённым) ведёт «фаза молчания»? Ведь ребёнку наверняка хочется играть с другими детьми, поделиться с воспитателем обидой или радостью, а это невозможно: ведь он «без языка»! И в других своих языках малыш усомнился…
А что было бы, если бы наши малыши пошли в садик попозже? Кажется, им было бы легче справиться с третьим языком.
Мы подумали об этом, когда детям было около 2,5 лет. Как-то раз они по болезни остались дома. На целую неделю. К концу недели сын уже не так упорствовал в нежелании повторять слова, всё чаще называл знакомые вещи… Я записала:
[…] прогресс: интерес к языку вырос, готовность учить тоже. Повторяет-называет старательно, охотно, хотя по-прежнему смущается, когда слово трудное (но тем больше радуется похвалам-успехам), и отказывается называть вещи, если слово длинное… (2+5)
«Период молчания» специфичен для детей, которые только в детском саду встречаются с «языком окружения».
В садике немецкий детей иммигрантов развивается в основном спонтанно. Ведь дети слышат (да и слушают) в основном детскую же речь, полную ошибок (и, конечно, перенимают эти ошибки)! К сожалению, эта простая логика вещей стала ясна нам далеко не сразу.
Мы чужим для нас языком не занимались. Казалось важным бросить все силы на языки наши, родные то есть. Да мы и не считали себя вправе браться за немецкий: всё по тому же правилу «один родитель – один язык»… Мы действовали согласно теории, но на практике это обернулось дополнительными трудностями для наших детей.
Так поступают, наверное, многие родители-иностранцы: передоверяют развитие немецкого воспитателям садика (а позднее – учителям школы). Между тем то внимание, которое «специалисты» уделяют языку иноязычных малышей, далеко не всегда достаточно для формирования правильной речи.
Жаль, что ответы на наши вопросы и догадки о том, как лучше было бы действовать, пришли слишком поздно…
Природные данные, характеры…
Правое полушарие связано с бессознательным и с образным мышлением, творчеством (впрочем, также – как напоминает Вяч. Вс. Иванов – и со спутниками последнего: депрессиями, тенденцией к саморазрушению…). Левое же полушарие отвечает за рациональное в психике и, соответственно, за речь. Известно, что «правополушарным» детям язык дается труднее. Такие дети чаще левши…
Правда, распознать как «правополушарность», так и «леворукость» у малышей непросто. Распределение функций полушарий завершается довольно поздно; поздно определяется и доминантная рука – современные логопеды говорят о возрасте 5–6 лет.
Наблюдая детей, мы порой думали, что оба они окажутся с течением времени левшами. Постепенно «леворукость» определилась только у Алека. И «правополушарность» как будто тоже… Кажется, были основания подозревать в нашем мальчике и кинестетика (люди такого типа лучше всего воспринимают – и запоминают – информацию через тактильные ощущения, мышечное чувство). Я решила, что Алеку, во всяком случае, не повредит, если я буду обучать его исходя из того, что он кинестетик. И в самом деле, что-то новое он всегда усваивал легче, если при этом задействованы были даже не картинки, но вещи, с которыми можно и нужно было что-то делать. (Поезд, перевозящий буковки, мяч, летающий туда-сюда, пока звучат вопрос-ответ…)
Особенности психики, темпераменты, характеры, тип мышления – наши близнецы оказались разными по всем параметрам…
Об одном решительно невозможно высказываться – о «способностях» (к языку ли, к чему ли другому). Вот пример. Аня любит рисовать и много времени проводит с карандашом и бумагой – рисунки её всё увереннее, она усваивает всё новые приёмы. Алек инициативы не проявляет, но работы его (как показала изостудия) очень интересны: линии уверенные, цвета насыщенные, цветовые комбинации смелые. Как тут решать, есть ли у ребёнка способности? Если б Алек больше занимался, определённо достиг бы успеха; но ведь нужно ещё и захотеть… Может быть, всё решают не способности, а наклонности? «Кто виноват» в том, что «предрасположенность» не дополняется «расположенностью», – дело тёмное…