Наши в ТАССе
Шрифт:
Я выставил ладошку заградительным щитком:
– Да. Мы, интеллигенты, слюнтяи. Но как припрёт, мы сумеем отыскать на горле врага яблочко!
– Хороший ты человек. Толька! Хочешь я тебе бабу найду? Я старый знаток женских сердец… Женщина весьма слаба-с. Ножки сами, не спросясь хозяйки, раскидываются в стороны перед этим, – похлопал он себя ладошкой по груди, – варяжским гостем. Я знаю, какую тебе надо. У меня у самого целых две пчёлки. Кирилловна и Тамарушка. Первая моя щеколда, [71] в мать твою канарейку, запрессовалась с татарином. Сам скулемал я самопал. Два раза стрелял в неё. Не отправил к верхним людям. [72]
71
Щеколда – жена.
72
Отправить к верхним людям – убить.
73
«Опера – единственное место, где палач перед тем как отрубить жертве голову, должен вместе с нею что-нибудь спеть».
У нас в доме маленький Ташкент. Анохин так натопил – жара. Не продохнуть.
Николай Григорьевич осоловело жалуется:
– Не могу… Голова в штаны падает… [74]
Жаруха срезала его. Сидя на табуретке у печи и уснул. От его жирного, художественного храпа тараканы боялись высунуться на свет.
К вечеру он проснулся.
В комнате всё стояла духота. Я распахнул окно.
– Его Величество открыли окно в Европу! – театрально вскинул он руку и засобирался к своей свет Кирилловне.
74
Голова в штаны падает – очень хочется спать.
– Какой же вы шустрый, как электровеник. [75] Ну вы же вчера были у неё!
– Так то было вчера. Мужичок я тёртый. Действую в рассрочку. Вчера подарил ей, своей эмансипопочке, [76] рейтузы. В благодарность был оставлен на ночёвку. Слились в хулиганистом экстазе… Сегодня понесу цветочки. Ну кто откажется от цветочков?
9 марта
На почве цветов!
Бесшабашное пенье разбудило меня:
75
Шустрый, как электровеник – о пронырливом человеке.
76
Эмансипопочка – эмансипированная женщина.
– Николай Григорьевич! Где вы были ночь?
– В самовольной отлучке по случаю случки с разведённой женой на почве цветов!
– Всю ночь поздравляли?
– Как есть всю!
– Рядовой Анохин! Два шага вперёд! Объявляю вам в лицо перед лицом строя благодарность!
– Служу Отечеству!
После завтрака Николай Григорьевич довёл до точки свою тумбочку под трюмо и повёз её на Ангарскую заказчику. Сашке-узбеку. Сашки не было дома. В двери записка «Ушли гулять».
Николай Григорьевич оставил тумбочку соседке и приехал назад грустный.
Он так рассчитывал подкрепиться финансами, но вер-нулся с пустом.
Я весь день сидел над рукописью. Все свои газетные фельетоны собрал в кучу. Не нравятся они мне. Какие-то пришлёпнутые. Работы над ними, работы…
Вечереет.
Сыплет райский снежок.
Иду поразмяться.
Впереди меня мужик вёл под руку женщину.
– Всю жизнь я одна, – печалится она. – Бобылка… Ага… И вот подсватывается ко мне такой же старый. Я к сестре на совет. Сестре всё ясно: «Вдвоём век доживать лучше. Сходитесь». Сошлись. Год не расписывались. Начал он пить. Пропил телевизор, приёмник, свою кровать, чтоб со мной спать. То я его пьяного как сто китайцев не пускала к себе… Раз он напился и хотел меня зарезать. Разрезал мне руку. Я в милицию. Милиция его не взяла: муж да жена едина сатана. Обещали в три часа ночи взять. Не взяли. Я в больницу. Он поджёг дом и повесился. Вот и живу одна. Паразиты мужики! Хамы!
Хорёк-провожальщик всё поддакивал, поддакивал, а за мостом полез целоваться:
– Толечко р-раз! По случаю Восьмого марта!
– Так Восьмое было вчера! Все вы паразиты!
И убежала от него.
Хлеба в магазине не оказалось. Кончился. Весь за праздник без меня съели.
Пришлось печь самому. Настрогал мёрзлых дрожжей и бух в горячую воду. Тесто заварилось. Я всё-таки вывалил на сковороду. Пышка моя не получилась ноздристой, пышной. Как раньше. А вышла тоненькая, резиновая. Я немного пожевал и не стал есть.
10 марта
Страдания ИИ
Лисин не вышел на работу.
Наверно, запил по случаю 8 Марта.
– Ему есть отчего пить, – злорадно заявила молодящаяся бабёнка 45 лет Ия. Она стоит коленями на стуле, чтобы всем показать свои новые туфли, и выглядывает по временам поверх «Известий», которые вроде бы читала. – Не понимаю, почему берут таких молодых жён. С ними же поговорить не о чем. «С годами мужчине всё труднее бегать за женщинами, приходится волочиться». И наш Лисин приволокнул… Взял на 35 лет моложе себя! Она родила ему и сбежала к молодому скакуну, оставила на память дочь и старую тёщу. Лисин знает три языка, а к молодой беглянке так ни одного и не подобрал. Захаров тоже взял на двадцать лет моложе. Саша Петрухин – на семнадцать. Костя Белов – на шестнадцать. Пошалели мужики!
Все отмолчались.
Одинокая, незамужняя Ия, похоже, одичала от долгого молчания дома во весь праздник и теперь не могла на людях наговориться. Но никто её разговора не поддерживает.
А время идёт, часы бегут. Надо что-то говорить.
– А я седьмого, – выпаливает в пику молчунам Ия, перебирая дешёвенькое монисто на груди, – выступала со своими стихами в военной академии имени Фрунзе!
– И о чём была твоя песнь? – лениво обронил Олег.
– Юмор я им читала!.. Вот это…
В 10.30 расписались,В 10.40 разошлись.Или ещё это…
Жили-были дед и бабаНа десятом этаже.Лифт работал очень слабо.Они умерли уже.– Наверняка писала бессонной ночью?
– Бессонной.
– Прочитала б – сразу уснула бы! Удивляюсь, и почему тебя не побили за такое рифмоблудие?
– А чего бить? Был даже стол!
– Вот дружок стол тебя и спас! Граждане доблестно приняли на грудь и готовы были слушать всякое хлёбово. И потом… Ты женщина. Обижать женщину под её фирмовый праздник неэтично-с!
Вошёл Терентьев, вскинул руку:
– Привет, индустриалы во главе моего лучшего друга!
Ия обрадовалась, что при постороннем человеке Олег не будет наезжать на её стишата, и она ликующе крикнула Медведеву:
– Как он вас, – кивнула на Терентьева, – величает! Лучший друг!
– Да, друг, – подтвердил Александр Иванович. – Здоровается раз в неделю. В понедельник. На всю неделю.
11 марта
Скрипим снизу доверху
Злой прибежал Медведев с двухчасового заседания у Колесова.