Наши за границей. Где апельсины зреют
Шрифт:
Конурин обиделся:
– Как же я могу по-здешнему понимать, коли я по-французски ни в зуб… Я думал, что уж вила так вила.
– Да и я, братец ты мой, по-французски не ахти как… больше хмельные и съестные слова… Однако что такое «вилла», отлично понял, – вставил свое слово Николай Иванович.
– Ну а я не понял – и не обязан понимать. А вы уж сейчас и графу какому-то докладывать! Что мне такое ваш граф? Графа-то, может статься, десять учителей на разные манеры образовывали, а я в деревне, в Пошехонском уезде, на медные деньги у девки-вековухи грамоте учился.
– Иван Кондратьич, бросьте… Ведь это же шутка. С вами образованный человек шутит, а вы борзитесь, – останавливала Конурина Глафира Семеновна.
– Пардон, коли я вас обидел, но, ей-богу же, смешно! – похлопал Конурина по плечу Капитон Васильевич. – Вила! Ха-ха-ха…
– А у вас какой знакомый граф? Как его фамилия? – поинтересовалась Глафира Семеновна.
– Есть тут один. Здесь графов много. Да вот тоже русский граф идет. Он офицер. Он к нам ходит.
– Как офицер? Отчего же он в статском платье?
– Даже полковник. А в статском платье оттого, что им здесь в военной форме гулять не велено. Как за границу выехал – сейчас препона. Переодевайся в пиджак.
– Скажите, а я и не знала.
– Не велено, не велено. До границы едет в форме, а как на границе – сейчас и переоблачайся. А как им трудно к статскому-то платью привыкать! Вот и наш тоже. Одевается и говорит: «Словно мне это самое статское платье – корове седло». Подашь ему пиджак, шляпу, перчатки, палку, а он забудется да и ищет шашку, чтобы прицепить.
– Ах, и ваш знакомый граф тоже военный?
– Генерал-с.
– Вы с ним вместе живете, должно быть?
– Да-с, по соседству. Вы это насчет пиджака-то?.. Из учтивости я иногда… Почтенный генерал, так как ему не помочь одеться! – сказал Капитон Васильевич. – А вот и еще русский идет. А вон русский сидит на скамейке. Здесь ужасти сколько русских, а только они не признаются, что русские, коли кто хорошо по-французски говорит.
– Отчего же?
– Да разное-с… Во-первых, чтобы в гостиницах дорого не брали. Как узнают, что русский, – сейчас все втридорога – ну и обдерут. А во-вторых, из-за того не признаются, чтобы свой же земляк денег взаймы не попросил. Вот и еще русский с женой идет.
– Однако у вас здесь много знакомых, – заметила Глафира Семеновна. – Только отчего вы с ними не кланяетесь?
– Из-за этого самого и не кланяемся. Он думает, как бы я у него денег не попросил, а я думаю, как бы он у меня денег не попросил. Так лучше. А что я перед вами-то русским обозначился, то это из-за того, что мне ваши физиономии очень понравились, – рассказывал Капитон Васильевич.
– Мерси, – улыбнулась ему Глафира Семеновна. – А насчет денег будьте покойны – мы у вас их не просим.
На бульваре Promenade des Anglais были построены деревянные места со стульями и ложами, обращенными к конному проезду. На досках, на видных местах, были расклеены громадные афиши.
– Это что такое? Здесь какое-то представление будет, – сказала Глафира Семеновна.
– То есть оно не представление, а особая забава. Цветочная драка, – отвечал Капитон Васильевич.
– Как драка? – удивленно в один голос спросили все его спутники.
– Точно так-с… Драка… Цветами друг в друга швырять будут. Одни поедут в колясках и будут швырять вот в сидящих здесь на местах, а сидящие на местах будут в едущих запаливать. Так и будут норовить, чтоб посильнее в физиономию личности потрафить. Фет де прентам [35] это по-ихнему называется и всегда бывает в посту на Середокрестной неделе. По-нашему Середокрестная неделя, а по-ихнему – микарем. Советую купить билет и посмотреть. Это происшествие завтра будет.
35
Праздник весны.
– Непременно надо взять билеты, – заговорила Глафира Семеновна. – Николай Иваныч, слышишь?
– Возьмем, возьмем. Как же без этого-то! На то ездим, чтоб все смотреть. Цветочная драка – это любопытно.
– Драку я всякую люблю. Даже люблю смотреть, как мальчишки дерутся, – прибавил Конурин. – Где билеты продаются?
– Да вот касса. Я сам нарочно для этого приехал сюда в Ниццу. Меня просили взять четыре первые места, – сказал Капитон Васильевич.
– Ах, и вы будете! Вот и возьмем места рядом… – заговорила Глафира Семеновна.
– Нет, сам я не буду. Самому мне нужно завтра по делам к одному… посланнику. А я для графа. Граф просил взять для него четыре кресла. Человек почтенный, именитый… Отчего не угодить?
– Ах, как это жаль, что вы не будете! Послушайте, приезжайте и вы… Ну, урвитесь как-нибудь… – упрашивала Капитона Васильевича Глафира Семеновна.
– Не могу-с… К посланнику мне зарез… Непременно нужно быть. Да и видел уж я это происшествие в прошлом году. А вы посмотрите. Очень любопытно. Иной так потрафит букетом в физиомордию, что даже в кровь…
– Да что вы!
– Верно-с. Потом ряженые в колясках будут ездить. Кто в масках, кто весь в муке и в белом парике, кто чертом одевшись, а дамы – нимфами.
– Стало быть, даже и маскарад? Ах, как это любопытно! И вы не хотите приехать!
– Посланник турецкий будет ждать. Согласитесь сами, такое лицо… Но ежели уже вам такое удовольствие, то я могу с вами послезавтра в настоящем маскараде увидеться. Послезавтра здесь будет маскарад в казино… Уже тот маскарад настоящий, в зале. И все обязаны в белом быть.
– Позвольте, позвольте… Да как же это у них маскарады в посту! – перебил Конурин. – Ведь в посту маскарадов не полагается.
– У них все наоборот. Как пост – тут-то ихнее пляскобесие и начинается. А карнавал-то здесь был… Господи Боже мой! По всем улицам народ в масках бегал. Целые колесницы по улицам с ряжеными ездили. Как кто без маски на улицу покажется – сейчас в него грязью кидают. Не смей показываться!
– А как же граф-то ваш знакомый?
– Сунулся раз на улицу без маски – нос расквасили. Тут уж когда народ маскарадный вопль почувствует, ему все равно: что граф, что пустопорожняя личность.