Наши знакомые
Шрифт:
— Не понимаете вопроса? Деньги вы от вашего мужа требовали на туалеты, на духи, на разные там бусы и цепочки?
— Как это «требовала»?
— Ну, как обычно требуют? В книжках вы об этом разве не читали?
— Вот что, — сказала она. — Значит, вы думаете, что и я виновата. Ну что ж, вы так думаете, значит, так оно и есть…
Губы у нее дрогнули, но она справилась с собой и резко вскинула голову. Глаза ее смотрели зло.
— Правды на свете нет! — сказала она громко, звонким от ненависти голосом. — Вы вот книжки читаете и по книжкам правду
Она задохнулась, слезы клокотали в ее горле, но она все-таки держалась.
— Хорошо, согласна, пожалуйста! — крикнула она. — Воровка, и контрабандой занималась, и вся хожу в драгоценностях. Во всем виновата, в чем вы его обвиняете. Могу подписаться под этим. Где у вас подписываются?
— А вы не кричите! — сухо посоветовал Альтус. Отхлебнул остывшего чаю, прошелся по комнате и спросил, когда она вышла замуж.
— Когда вышла, тогда и вышла! — грубо ответила Антонина. — К делу это, кажется, но относится.
— Может быть, и относится.
— Мне лучше знать.
— Не следует надевать себе петлю на шею только потому, что вы раздражены на жизнь, — посоветовал Альтус. — И не следует грубить мне, после того как вы сами обратились ко мне за помощью. Вопрос о вашем замужестве я задал не случайно, мне нужно знать, давно ли вы замужем, любите ли вы вашего мужа, любит ли он вас? как вообще сложился ваш быт, ваша семья, что он за человек — этот Скворцов…
— Человек как человек, — сказала Антонина отрывисто, — не хуже других.
— По вашему мнению, он вас любит?
— Наверное, любит, как все мужчины любят, не по-книжному, а в жизни…
Альтус коротко улыбнулся. Отрывистая эта, мгновенная улыбка удивительно красила его худое, жесткое лицо.
— Вам кажется, что вы хорошо знаете жизнь?
— Да уж кое-как знаю! — с прежней резкостью произнесла она. — Повидала сладкого… — И кивнула на книжки враждебно и презрительно: — Здесь небось про Пюльканема не написано и про Бройтигама тоже…
— Про них не читал, а вот про Безайса и Матвеева только что прочитал…
Альтус взял в руку книжку, на обложке которой Антонина увидела: «Виктор Кин». И ниже крупно — «По ту сторону».
— Что про ту, что про эту, — горько сказала она. — Знаем!
— Нет, не знаете. А надо бы знать, Впрочем, сами разберетесь, вы уже из детского возраста вышли. Теперь ознакомьтесь с показаниями вашего мужа.
Он протянул ей несколько больших листов, и она сразу же узнала почерк Скворцова. По мере того как она читала, краска заливала ее щеки, жгучая, мучительная краска стыда. И про этого человека она только что сказала, что он ее любит, только что, здесь же, за этого человека она приехала хлопотать, из-за него сидит здесь…
Альтус мелкими глотками допил свой чай, потом отдельно съел бутерброд.
Прочитав,
Надо было что-то сказать, но что?
— Это неправда! — наконец произнесла она, — Я никогда не брала у Скворцова деньги на свои «прихоти», как здесь написано. И ничего не просила. И не требовала. И никаких бриллиантов у меня нет, зачем мне они? Он мне давал деньги на еду, покупал мне сам туфли, материал на платье. Два отреза так и лежат — фай на платье и еще креп-сатин…
Она усмехнулась — фай и креп-сатин как-то особенно жалко прозвучали здесь.
— Впрочем, дело ваше! — гордо перебила сама себя Антонина. — Если верите ему — пусть арестовывают…
— Да нет, не арестуют! — сказал Альтус. — Вам, конечно, очень хочется, чтобы вас арестовали, тогда бы вы нашли свое настоящее место в жизни, было бы кого обвинять, но этого не случится. Придется вам обвинять самое себя. Да что с вами, вы сейчас свалитесь!
Не торопясь, он налил ей воды, протянул через стол. Зубы Антонины лязгнули о край стакана. Она пила как во сне, не чувствуя, что пьет. Альтус говорил в телефонную трубку:
— Гараж? Машину мне нужно к подъезду. Все в разгоне? Ну, а пролетка есть? Так пусть Аметиста заложат и живо к подъезду…
Потом вошла секретарша — и тоже, как во сне, Антонина услышала:
— Отвезите, товарищ Лушанкова, Скворцову домой. Она плохо себя чувствует и ребенок у нее маленький…
Вдвоем — маленькая, толстенькая Лушанкова и высокая Антонина — они миновали коридор. У Антонины вдруг заболела грудь, она вспомнила, что уже давно время кормить, — грудь была полна молока. По лестнице она спускалась почти бегом, секретарша Лушанкова почему-то поддерживала ее под руку. У подъезда красиво перебирал ногами в белых чулках гнедой Аметист. Пал Палыч бежал по тротуару, очки его слепо блестели…
В пролетке Антонина сидела рядом с секретаршей Альтуса, Пал Палыч напротив, на скамеечке.
У дома он попытался дать кучеру рублевку, тот обиделся, сказал сердито:
— Я не извозчик, а кучер конюшни РПУ. Примите свои деньги, не нуждаемся!
Лушанкова крепко, по-мужски тряхнула Антонинину руку, закурила папиросу, кучер, приотпустив вожжи, пустил Аметиста рысью.
Дома Антонина сказала Пал Палычу:
— Вы можете достать мне книгу Виктора Кина под названием «По ту сторону»?
— Я все могу для вас сделать, Тонечка! — ответил Пал Палыч.
Через шестнадцать дней Скворцова судили. Зал суда был почти пуст. Защитник, нанятый Пал Палычем, говорил очень долго, с пафосом, воздевая руки к потолку, но вдруг соскучился и смял конец речи, — видимо, понял, что все равно толку не добьешься. Скворцов был бледен и зол. Лицо его в тюрьме как-то точно обсохло — исчез жирок. Глаза по-прежнему выражали наглость, хотя что-то трусливое появилось в них.
Антонина смотрела на него с жалостью. Он сделался ей уже совсем чужим — в этой щегольской синей робе, гладко причесанный, с ленивой усмешкой на полных губах.