Нашла себе блондина!
Шрифт:
Когда композитор отошел, я пролепетала:
– Ну зачем ты…
– А как мне прикажешь тебя представлять? Моя спутница? Моя девушка? Это, знаешь ли, неприлично И потом, мы все-таки живем как муж и жена, так в чем проблема? В штампе? Но я же тебе предлагал… А разве ты не считаешь меня своим мужем?
Что это с ним? Но должна признать, мне было приятно до чертиков.
Я взяла его за руку и подвела к Зине.
– Тетя Зина, хочу вас познакомить со своим мужем!
У нее отвисла челюсть. Но она взяла себя б руки, окинула Никиту оценивающим взглядом и заявила:
– Нашла себе блондина! – И засеменила прочь.
– Что она хотела этим сказать? – озадаченно поинтересовался Никита.
– Понятия
Так это и осталось для нас загадкой.
Глава 8
ТРАУТЕ КАРЛОВНА
Через три дня в шесть часов утра мы уехали в Пярну.
– Надо бы тебя научить водить машину, могла бы сменять меня за рулем.
– Ой, правда? Пожалуйста, научи! – взмолилась я.
– Вот в Пярну и научу! – пообещал Никита и включил магнитофон с записями Высоцкого. Я сидела на переднем сиденье белой «Волги» рядом с мужем, и мы ехали к морю! Оказывается, принца можно встретить даже в лифте. Нашла себе блондина! Я никогда еще не путешествовала на машине, если не считать переездов в грузовике с геологической партией в детстве, но это совсем не то!
– К вечеру будем в Ленинграде, переночуем там..
Ты была в Ленинграде?
– Нет.
– О! Тогда проведем там завтрашний день, надо тебе хоть одним глазком взглянуть на эту красоту, потом еще день в Таллине, мне надо кое с кем повидаться, и двинем в Пярну. А на обратном пути поедем через Пушкинские горы, Михайловское, Тригорское…
– А я там была, меня Милочка возила на экскурсию.
Там такая красота!
По дороге мы останавливались, пили кофе из термоса – Никита приучил меня пить кофе, – ели крутые яйца, пирожки с капустой, – я напекла под руководством Аллы Захаровны – и почему-то беспрерывно смеялись.
– Танька, я с тобой молодею, – говорил Никита и целовал меня. Я никогда еще не была так счастлива.
Я чувствовала себя как за каменной стеной. Ведь рядом был мой любимый, мой муж, умный, сильный, талантливый, который все понимает, все умеет, все может…
В Ленинграде мы остановились в «Астории», старинной гостинице со старинной мебелью. Номер был огромный, двухкомнатный, из окон был виден Исаакиевский собор… Мы провели сказочную ночь на широченной кровати. Дома мы спим на узкой тахте, а тут.. Никита назвал эту кровать «сексодромом», я смеялась, а он сказал, что это не он придумал. Но я не верила! За окнами было так светло, что пришлось даже задернуть шторы.
– Это и есть белые ночи?
– Ну конечно. О сколько нам открытий чудных… – засмеялся он.
С раннего утра до поздней ночи мы таскались пешком по Ленинграду. Я совершенно ошалела от этой красоты и роскоши, хотя и порядком обветшалой.
– Музеи отложим на следующий раз, – говорил Никита – Тогда и в Павловск съездим, и в Царское село.
Тебя ждет еще много чудес. Нам сегодня здорово повезло с погодой, – солнечные дни в Ленинграде я всегда воспринимаю как подарок судьбы.
А утром за окнами сыпал мелкий дождик, небо было серым, и только золотой купол Исаакиевского собора напоминал о вчерашнем. И Никита с утра тоже был какой-то хмурый, у него болела голова. Он не стал включать магнитофон, и мы ехали молча. Он нечасто бывает мрачным, но уж если такое на него находит, лучше его не трогать. Я и не трогала, сидела тихо и думала. Странно, он ведь ничего мне не объяснил, когда пришел ко мне Не сказал, почему после возвращения из Таллина пропал на долгий срок. А я не спрашивала. Сначала от неожиданно свалившегося на меня счастья, от которого я и по сей день еще толком не опомнилась, а потом, когда все-таки могла уже рассуждать, я решила: не буду ни о чем спрашивать, захочет – сам скажет. Причин сомневаться в его любви у меня не было.
– Танюха, чтобы я больше этого не слышал!
– Почему? – удивилась я.
– Неприлично!
Я опять ничего не поняла, но уже промолчала. И все же я нередко объясняю себе какие-то его поступки тем, что он творческая личность, но вслух этого не произношу. Я вообще научилась больше помалкивать, особенно при его знакомых, тоже творческих личностях. Но ушки держу на макушке. Однажды в компании молодой, талантливый, по словам Никиты, сценарист сказал что-то о себе и произнес «в моем творчестве», его просто подняли на смех, а Никитин приятель, знаменитый оператор Илья Наумович, объяснил:
– Друг ты мой, к себе надо относиться с юмором, а уж к своим «творениям» в особенности! То есть в душе ты можешь считать себя кем угодно: гением, мессией, это твое глубоко личное дело. Но в приличной компании лучше это скрывать за легкой самоиронией. Безопаснее, друг ты мой! По крайней мере, за твоей спиной люди не будут крутить пальцем у виска и умирать со смеху: видали идиота? Никому не придет в голову издеваться над тобой, если ты сам над собой издеваешься. Так что в целях самосохранения советую воздерживаться от подобных выражений!
Он так здорово все растолковывал!
Весенний Таллин был еще прекраснее зимнего! Мы остановились в гостинице «Палас» па площади Победы.
Совсем рядом был Русский драматический театр, где, оказывается, шла Никитина пьеса! А я не знала!
– Никита, я хочу посмотреть! – взмолилась я.
– Не выйдет! Видишь, спектакль только через неделю!
– А приехать из Пярну нельзя?
– Лучше не надо. Это неудачная постановка…
Утром Никита куда-то позвонил и договорился о встрече.
– Танюха, погуляешь одна? Я бы взял тебя с собой, но ты с тоски помрешь. Вот тебе деньги, гуляй, захочешь что-то купить, не стесняйся. Но к трем будь в номере.
Пойдем обедать в «Глорию»! Все, малышка, я побежал!
Странно, тогда, зимой, я была тут как в тумане, но почему-то прекрасно помнила, где находится Ратушная площадь. А потом по узенькой и совсем короткой улочке решила дойти до художественного салона, где Никита купил мне зеленый свитер. Я тоже хотела сделать ему какой-нибудь подарок. И вдруг я застыла. В витрине цветочного магазина стояли такие красивые корзиночки с цветами! Дверь открылась, кто-то вошел, и на меня пахнуло чем-то до того приятным, волнующим, что я как зачарованная пошла на этот запах. Магазинчик был маленький, и цветы в нем вроде бы обычные, но в Москве я таких не видела. Здесь они были крупнее, свежее, ярче… Я знала, что вот эти цветочки с темно-фиолетовыми лепестками называются цинерарии, я видела их в Москве, но разве можно сравнить? Там они какие-то заморенные были, а тут! А вот еще другие цинерарии, розовые! До чего хороши! И цикламены! Белые, розовые, коралловые! Крупные, сильные. О, тут еще и срезанные цикламены продают, такого в Москве не бывает!
А главное – запах! Не аромат цветов, а запах чистой влажной земли, мха, не знаю, чего еще… Я не могла им надышаться! Немолодая красивая дама с аккуратно уложенными седыми волосами составляла букет из белых гвоздик – гвоздики тоже были на удивление свежими и крупными – и посматривала на меня с некоторой неприязнью, как мне показалось. Мол, за каким чертом эта девица тут торчит и ничего не покупает? Я подошла к ней и попросила продать мне розовую цинерарию в корзинке. Пышная круглая шапка ярко-розовых цветков в светлой плетеной корзинке выглядела просто божественно! Дама, ни слова не говоря, завернула корзинку в красивую бумажку, такой я в Москве тоже не видела.