Нашла себе блондина!
Шрифт:
– Господи, конечно, можно! Приходи, когда хочешь!
– Танька, а ты что ж, теперь будешь моей мачехой?
Обалдеть можно! Кому сказать – не поверят!
– Девушка, вы берете заказ? – прикрикнула на меня тетка в белом халате и сунула мне в руки коричневый бумажный пакет.
– Тань, я только дам тебе один совет. Ты ему детей не рожай! Ему дети не нужны. Он на них плюет!
– Не правда! Он тебя любит, он мне сам говорил…
– Ну мало ли что он говорил… Просто сейчас я уже взрослая, со мной есть о чем поговорить, а когда я была маленькая… Он всегда орал
И она быстро ушла. А я еще долго приходила в себя.
По дороге домой я все думала, говорить Никите об этой встрече или промолчать? Но решила, что сказать все-таки надо, он ведь может узнать о ней от Саши. Но в то же время у меня как будто камень с души свалился.
Я смертельно боялась встречи с Сашей, а теперь бояться нечего. Как хорошо, как будто вырвали больной зуб!
Когда я открыла дверь ключом, Никита выскочил мне навстречу.
– Танюха, наконец-то! Где тебя черти носят? У меня такая радость!
– Что?
– Таня, один мой сценарий, который ни за что не хотели брать целых десять лет, сейчас взяли! Это будет настоящее кино! А не вся эта бодяга, которую я писал последнее время. Танечка, милая, это ты мне принесла удачу! Ты мой талисман!
– Вот здорово! – обрадовалась я и повисла у него на шее.
– Танюха, я с тобой просто ожил, я другой человек, как будто скинул с плеч тяжкий груз…
– Никита, тебе привет от Саши.
– От какого Саши? Постой, ты хочешь сказать, что виделась с Сашкой?
– Вот именно! В магазине на Кузнецком!
– И что?
– Она догадалась, что ты… со мной…
– Она тебе нахамила?
– Нет, что ты… Она… сначала удивилась, а потом… спросила, можно ли прийти к нам в гости…
– Она еще не так удивится, когда увидит наше с тобой обиталище… – засмеялся он. – Нет, Танюха, мы тут жить не будем!
– Как?
– А вот так! В середине мая уедем с тобой в Пярну, как я тебе обещал, помнишь? Там будет все – и море, и розовая сирень, и копчушки. Я в последние годы езжу туда месяца на два, там удивительно хорошо работается.
– У тебя там родственники?
– Нет, никаких родственников, просто снимаю комнату у одной старой дамы. Я ей позвоню и попрошу сдать мне на сей раз не комнату внизу, а верх. У нее замечательный дом на улице Таамсааре – был такой эстонский писатель, – близко от моря, тишина, красота… Я там живу до конца июня, пока не начинается курортный сезон. Но в этом году мы, наверное, задержимся, надо же тебе искупаться в море… Ах, Танюха, как хорошо нам будет… Вот увидишь… А на лето снимем дачу под Москвой. Если все пойдет нормально, к зиме сможем купить квартиру. Танечка, ты ведь, наверное, хочешь замуж? Чтобы по-настоящему, с белым платьем, да?
Конечно, я хотела, какая женщина этого не хочет, но поняла, что нельзя ему об этом говорить, а почему,
– Нет, – сказала я. – Не хочу!
– То есть как? – опешил он. – Почему?
– Потому что тогда тебе будет со мной неинтересно. Ты поживешь со мной, поживешь и опять начнешь на сторону смотреть, и я стану для тебя обузой. А я не хочу! Лучше будем так жить… Невенчаные, как говорила моя бабка… Надоем я тебе, ты уйдешь, ты мне надоешь, я уйду…
Он побледнел! Разве он может кому-то надоесть, такой талантливый, такой красивый и умный? А я поняла, что сделала правильный ход. И еще поняла, что вот именно сегодня я стала женщиной!
С этого дня он часто смотрел на меня задумчиво, как будто пытаясь понять, что я за штучка. А я любила его на всю катушку Мне было с ним так интересно! Он столько мог рассказать, столько всего знал… И друзья у него были интересные. Особенно один композитор, Леонид Николаевич, мужчина Никитиных лет, с длинными, совершенно седыми волосами. Трезвый он всегда молчал, но стоило ему немного выпить, как он заводил такие разговоры о музыке и музыкантах, что я слушала, открыв рот. И хотя далеко не все понимала, но каждый раз у меня было ощущение, что это со мной говорит не пьяноватый московский композитор, а сам Моцарт, к примеру, или Шопен… А потом он мог взять гитару и начать петь блатные песни, но они у него звучали совершенно особенно..
Никита даже иногда ревновал меня к нему.
А еще я начала заниматься английским с пожилой преподавательницей из МГИМО. Она сказала, что у меня неплохие способности к языкам и ей приятно со мной заниматься. Одним словом, все у нас было хорошо!
В середине мая мы стали собираться в Пярну.
Дня за три до отъезда позвонила Райка и, задыхаясь от счастья, пригласила меня на свадьбу.
– Приходи с Никитой! Народу не так много будет, но публика опупенная! Если не придете, обижусь смертельно, все-таки свадьба не каждый день бывает!
– Райка, поздравляю! Что тебе подарить?
– Да ничего, Тань! Мы ж через неделю уезжаем! А на свадьбу всегда посуду какую-нибудь дарят, на фиг мне посуда, не попру же я ее в Париж! Поэтому просто приходите и все, ну цветы можете купить…
– Раечка, ну я-то приду, не сомневайся, а как Никита, я не знаю, у него перед отъездом много дел…
– Ничего слышать не желаю! К шести часам жду в Хаммеровском!
– Ого!
– А ты как думала! Была там?
– Нет.
– Ой, Танька, я тебя там на лифте покатаю!
– На лифте? Зачем?
– А там такие лифты клевые! Прозрачные! Танька, ты мое платье увидишь – обалдеешь! Глен из Парижа привез, умереть – не встать!
– Рай, а тетка твоя тоже там будет?
– Ой, не говори! Я не хотела, но мать уперлась, мол, родная кровь, как же без нее и все такое… Что-то Зинуля не вспоминала, что я родная кровь, когда в ментовку донос писала на нас… Но фиг с ней! Все, Танька, мне пора, дел невпроворот!
Я была почти уверена, что Никита откажется. Он всегда говорил, что терпеть не может советские свадьбы, особенно сейчас, в пору антиалкогольной кампании. Но тут неожиданно согласился.