Насилие истиной
Шрифт:
— И кстати, действующий. Можно затопить, — сказала Светлана. — После нескончаемых дождей такая сырость…
Эдуард занялся разведением огня. У него получилось быстро и красиво.
— Привык! — отвечая восхищенному взгляду Светланы, пояснил он. — Два года в Лондоне!
— Кто что будет пить? — как хозяйка, обратилась мадам Ферри к собравшимся. Она заранее побеспокоилась о напитках и легкой закуске. Никита внес две сумки и поставил рядом с небольшим столиком у стены.
— Виски! «Мартини»! Коньяк!.. — раздались нестройные голоса.
Эдуард с удовольствием помог Светлане разлить напитки по бокалам и разнести гостям.
Возникла
— Вот, почти все мои герои в сборе!
По губам «героев» пробежал недовольный полушепот. Каждый прокомментировал заявление Жаклин.
— Может, ты хоть о ком-нибудь напишешь хорошее? — обратилась к ней Илона.
— Это в некрологах хорошее пишут, а я пишу правду! — неприятно рассмеялась Жаклин. — Вы сами настояли на встрече. Вас всех волнует, зачем мне это нужно — писать о вас! Я подумала и решила немного объяснить. — Она встала, подошла к столику с напитками и подлила себе вермута. — Как вам известно, мне пятьдесят лет!.. Путь в основном пройден. Вспоминая прошлое, я все время натыкаюсь на вас. Ведь именно вы окружали меня в течение всей моей сознательной жизни. И мне захотелось оставить о вас, как оказалось, самых близких мне людях, воспоминания. Сколько они просуществуют, будет зависеть либо от автора, удачно или бездарно осветившего события и действовавших в них «героев», либо от самих «героев» так, а не иначе проживших свои жизни.
— Вообще-то принято писать об ушедших! — веско заметила Лера. — Это сейчас пошла совершенно глупая мода писать о здравствующих. Во всем нужно соблюдать политес! Об умерших плохо не говорят, но пишут… О живущих пишут хорошо… ну, а говорят, что придется…
Присутствующие единодушно выразили свое согласие со словами Валерии.
— Что толку писать об ушедших?! Они же не могут ответить! — резонно заметила Жаклин. — Хотя и у тех, кто жив, выбор невелик. Начнут отрицать, все будут думать, что задело за живое — значит, правда! Промолчат, сложится мнение, что боятся — значит, тоже правда!
— Выходит, ты пишешь только правду и ничего, кроме правды? — с явной издевкой произнес Валуев. — Но тогда объясни, зачем тебе понадобилось печатать твою, — сделал он ударение на последнем слове, — правду по главам. Выпустила бы уж книгу целиком.
— Э, нет!.. Книга вышла — и все. Сразу прочли — сразу забыли. А я потихонечку… — с нотками иезуитского наслаждения в голосе проговорила Жаклин.
— Чтобы изводить нас, чтобы на поклон к тебе ездили! — с неожиданной яростью бросила ей Алла Валуева.
— И поездите! — испытующе глядя на нее, ответила Жаклин. — Да только зря! Ни строчки не убавлю.
— То, что ты делаешь — непорядочно! — произнес своим густым голосом Гарри Бахарев. — Ведь существуют рамки приличий! Нам многое что известно друг о друге, но мы должны быть снисходительны — у каждого есть свои слабости, каждый имеет право на ошибку. И знаешь, Жаклин, — он поднялся с дивана и подошел к ней. — Много лет назад я тоже совершил ошибку, женившись на тебе… Отец меня предупреждал, он говорил, что ты — не нашего круга… Тогда я этого не понимал. Какой круг?! Когда все вокруг советские люди!.. А теперь ты доказала на практике его правоту — ты так и не вписалась в наш круг. И вот это непопадание и обозлило тебя.
Жаклин скривилась и покачала головой.
— Меня обозлило то, что твой отец толкнул меня
— Я ничего не знал! — веско прозвучал ответ Гарри. — Потому что этого не было! — он отвернулся и направился в дальний угол к креслу.
Никита, посмеиваясь, подошел к столу с напитками и налил себе немного виски.
— Поведай нам, чаровница, как пришла тебе мысль вдруг заняться графоманством? — спросил он. — Что толкнуло тебя или кто?.. Может, у тебя заказчик есть?
— Есть! Свыше услышала: «Жги глаголом людские сердца, вернее то, что от них осталось!» — с вызовом произнесла Жаклин.
— Нет, ты объясни! — потребовала Илона. — Здесь все-таки не дураки собрались!
Жаклин расхохоталась с таким удовольствием, что все переглянулись в недоумении.
— Видишь, даже ты сомневаешься… все-таки!..
— Не придирайся к словам! Всем нам неприятен этот разговор, — резко вступил Эдуард. — Мы все возмущены, что ты так поступила с Петром Арсентьевичем и, судя по твоим же заявлениям, с нами поступишь не лучше!.. Скажу честно, не представляю, что такого тебе известно обо мне, но вполне допускаю, что с твоей способностью передергивать факты, ты из белого легко сделаешь черное, а публике только того и нужно!..
— Ну, уж с тобой в этом не поспорю!.. Как ты передергиваешь факты на телевидении… куда уж мне!.. Нет, мои дорогие, в круг которых я не вписалась, просто я задумала — и это одна из причин, побудивших меня сесть за ноутбук — рассказать о вас, интеллигентных людях конца второго и начала третьего тысячелетия, потомкам. Ведь что мы оставим им?!.. — со злорадно смеющимися глазами серьезным тоном вопрошала Жаклин. — Раньше подлости фиксировались на бумаге, а сейчас — только телефонные гнусности. И ты — чист перед историей! — оглядела она своих приумолкнувших друзей-врагов. — Раньше-то как было? Все вроде бы уничтожил, сжег, порвал… ан, нет! Документик какой-нибудь да и заваляется, а потом и сыщется! И ты при полном свете и в полной красе перед историей! — с противным повизгиванием хихикнула она. — Все вы сыграли роль в моей жизни!.. К каждому из вас я обращалась за помощью, и каждый отказал!.. Кто как сумел: кто красиво, кто небрежно, кто со злорадством. Думали, все пройдет безнаказанно?! — чуть наклонившись, обернулась к слушателям Жаклин. — Не тут-то было!
— Смотри, как бы ты опять не оказалась пострадавшей! — раздался со стороны веранды чей-то насмешливый голос.
Все обернулись. Высокая светловолосая женщина в темно-малиновом платье с рассыпанными по нему блестками возникла из сумрака сада. Она облокотилась о дверь, линия бедер слегка изогнулась, и асимметричный пояс из нанизанных на длинные нити розовых жемчужин вздрогнул на ее талии.
— Марианна! — поспешил к ней Никита.
— Марианна! — улыбнулся Алекс и подошел поцеловать руку.
Алла нервно повела плечами и проследила взглядом за мужем, сохранившим свое роковое обаяние, несмотря на пятьдесят восемь лет: черные, почти не тронутые сединой волнистые волосы, голубые глаза, утонченный изгиб губ любителя женщин и искусства.
— Добрый вечер! — обратилась ко всем Марианна, не спеша забрать ладонь из руки Алекса. — Сумерничаете?..
— Правда, совсем темно! — согласилась Светлана. — Эдуард, зажги, пожалуйста, торшер, — попросила она Крылова, а сама нажала на клавишу большой напольной лампы.