Наследие да Винчи

Пэрдью Льюис

— Молодой человек! — Анна Мария Дисальво настойчиво дергала Кимболла за рукав. Эллиотт развернулся и ударил ее тыльной стороной руки по липу. Женщина отшатнулась, а стоящие рядом люди ахнули от возмущения.

— Да пошла ты на хер, старая карга! — Кимболл направился к Вэнсу, который продолжал пробираться к Хашеми. Нельзя подпускать его к иранцу.

— Эллиотт! — раздался в толпе голос Сюзанны. — Эллиотт, дорогой!

Кимболл резко повернулся к ней.

Вэнс быстро перевел взгляде Хашеми на Кимболла, потом на Сюзанну, потом снова

на Хашеми. Не замечая разыгрывающихся у него за спиной событий, иранец достал из кармана пиджака «браунинг». Вэнс видел все, словно в замедленном кошмаре. Он рванулся к Хашеми — тот стоял от него на расстоянии вытянутой руки.

Сюзанна бросилась на Кимболла. Он отвесил сильный удар с левой, попав Сюзанне по виску. Ее поймали услужливые руки, прежде чем она повалилась на землю.

Машина Папы остановилась почти точно напротив Хашеми. Вэнс прыгнул к иранцу, но пока он летел, «браунинг» поднялся и выстрелил — словно разверзлись небеса.

Папа схватился рукой за живот и, замерев, уставился на Хашеми.

Услышав выстрел, Кимболл перевел от облегчения дух; он обнажил «сесчепиту» и бросился за Вэнсом. Сделка произойдет! Хашеми отличный стрелок, которому нужен всего один выстрел.

Однако шум, толпа и избыток гашиша сделали свое дело. Хашеми целился в сердце, но вместо этого попал в живот. Он быстро и часто нажимал на курок, стараясь по ходу прицелиться заново.

Когда Кимболл бросился к Эриксону, Хашеми все продолжал стрелять, но Вэнс толкнул иранца уже после первого выстрела, и пули полетели в другую сторону. Одна попала Папе в руку, а остальные угодили куда-то в толпу. Вэнс слышал, как кто-то кричал от боли, потом, когда охранники кинулись к убийце, послышались и другие вопли.

— Я Меч Аллаха! — визжал Хашеми. — Я убил Папу Римского! Аллах акбар!

Обезумевшая толпа пришла в себя и ринулась вперед, прижав иранского террориста к земле.

Когда Хашеми пал под гневом толпы, Вэнс повернулся к Сюзанне, но вместо нее увидел налитые кровью глаза бегущего к нему Эллиотта Кимболла — и от металлического предмета, который тот держал в руке, отражалось солнце. У Вэнса оружия не было, и он почти не мог двигаться под натиском толпы, а потому лишь в ужасе уставился на Кимболла, несшегося к нему с этим страшным ножом.

— Вы целы? — спрашивали у Анны Марии Дисальво стоявшие рядом люди, которые помогли ей встать.

— Да, да, — раздраженно огрызалась она, ругаясь и вырываясь. Когда блондин рванулся в сторону, она подняла с мостовой зонт. — Ублюдок! — крикнула итальянка. Схватив зонт за верхушку, она дотянулась ручкой до высокого блондина. Ручка прошла у Кимболла между ног; ее изогнутый крюк попал как раз туда, где у господина в шикарном костюме находились яйца. Кимболл застыл как вкопанный, издав вопль, полный ярости, боли и удивления. «Сесчепита» с лязгом упала на асфальт.

Вэнс низко наклонился, как фуллбэк, нырнул в толпу и помчался мимо скрючившегося Кимболла к Сюзанне.

— Этот

подонок тебя ранил? — спросил он. Женщина вяло улыбнулась и покачала головой:

— Нет, просто легкий шок. Что… что произошло?

— Мы проиграли. Хашеми застрелил Папу.

Книга вторая

Глава 19

Но Папа был еще жив. И Хашеми Рафикдуст. И Вэнс Эриксон. А у Эллиотта Кимболла одно яйцо распухло до размера мяча для гольфа; он бы предпочел умереть.

Кимболл, кривясь от боли, поднялся с дивана и дохромал до стола, чтобы взять еще одну семидюймовую катушку магнитной пленки шириной в четверть дюйма. Затем остановился, выглянул в окно, на Арно, которая, извиваясь, текла через Пизу, донес пленку до дивана и аккуратно сел. Осторожно наклонился и продел пленку через головки переносного магнитофона, стоявшего на журнальном столике. Через миг в убогой комнатке зазвучал голос Мерриама Ларсена, начавшего фразу с середины.

— … единственный выбор — использовать его в качестве примера, — гудел голос. Когда заговорил второй собеседник, Кимболл быстро настроил громкость.

— Нельзя этого делать. Он очень ценный член Бременской Легации. Он знает больше, чем все остальные вместе взятые, — говорила Дениз Карозерс, председатель Бременской Легации, в свое время — любовница Кимболла.

— Как раз в этом и вопрос, — продолжал Ларсен. Кимболл откинулся и закрыл глаза, представив комнату, в которой происходила запись, и лица собеседников. Ларсен наверняка сидел, развалившись в кресле в библиотеке особняка в Болонье; а Карозерс ходила туда-сюда, как обычно нервно и театрально жестикулируя.

— Вопрос в том, — повторил Ларсен с нажимом, — что мы сейчас слишком полагаемся на знания и способности Эллиотта Кимболла, мы зависим от него. И за счет нашей зависимости он сохраняет власть, управляет нами этим рычагом, и его достижения и успехи становятся нашими достижениями и успехами. — Последовала пауза; Кимболл представил, что Карозерс остановилась и пристально смотрит на собеседника. Потом из динамиков снова зазвучал голос Ларсена, тихо и зловеще. Разбирать слова стало сложнее; должно быть, он отошел от микрофона.

— Его неудачи тоже становятся нашими, Дениз, — тихо, однако настойчиво, сказал он. — А неудач мы себе позволить не можем. Его долги уже не оплатить.

— Давай не будем относиться к этому так серьезно, — возмутилась Карозерс.

— Дениз, незаменимых людей нет. Ни ты, ни я, ни твой Кимболл! Наша сила в том, что мы можем сменить кого угодно, а мистер Кимболл скомпрометировал себя, и с этим надо разобраться. — При очередной паузе на пленке Кимболл расслышал, что Ларсен сел в кресло и выпил глоток коньяка.