«Наследие Дерини»
Шрифт:
Райс-Майкл молча кивнул. Он ощущал силу, таящуюся в чаше, которую протягивал ему Джорем. Там была та самая сила, обещание которой он ощутил однажды из рук отца, но сейчас внезапно его пронзило такое чувство тщетности всего происходящего, что он едва не выронил сосуд.
– Райс-Майкл Элистер Халдейн, ты истинный король Гвиннеда, помазанник Божий, – услышал он, словно сквозь туман, слова Джорема. – Выпей, это таинство даст тебе власть, принадлежащую тебе по Божескому праву как владыке этого королевства. Со временем ты передашь ее и своим сыновьям.
Дрожащими руками Райс-Майкл поднял чашу, поднес ее к губам и осушил
Со стоном отчаяния он попытался уловить и удержать приоткрывшийся дар, вслепую схватил кольцо Огня со дна опустевшей чаши и с силой надел его себе на палец. Было еще мгновение какой-то поразительной отчаянной ясности, но оно тут же миновало, даже прежде чем он успел его осознать.
«Нет! Вернись!» – взмолился он в глубине души, устремив незрячий взор куда-то во тьму.
Молитвенно стиснув руки на груди, он ощупал оцарапанный сустав: поранился, когда надевал Кольцо. И именно в этот миг внезапно ощутил постороннее присутствие в круге, одновременно такое знакомое и чуждое… Это был не Джорем, не Тиег, и никто другой… Нет, перед ним был Тот, кто своей властью мог дать ему второе зрение, если бы только ему удалось сосредоточиться, прорваться сквозь окружавшую его плотную пелену. Но как?
– Пожалуйста, помоги мне, – прошептал он, еще сильнее сжимая руки. – Помоги мне, кто бы ты ни был, помоги мне прозреть, ради моей короны и всего королевства.
И сквозь мрак отчаяния, сквозь совершенную беспросветность окутавшей его тьмы бессилия он вдруг ощутил прохладное касание на шее. То была фибула Халдейнов, и внезапно слова Джорема с необычайной ясностью всплыли у него в памяти:«Жертва крови… испытание отваги…»В тот же миг он понял, что делать. Разумом он не желал этого, но страх отступил, и пальцы неуклюже потянулись к застежке броши, высвобождая сверкающую стальную булавку, проверяя ее остроту на нежной коже.
– Сир, в чем дело? – донесся откуда-то издалека встревоженный голос Джорема.
Но он лишь затряс головой и отпрянул, не желая, чтобы кто-либо касался его в этот миг, а затем раскрыл застежку пошире, чтобы крепче ухватиться за саму фибулу, и уверенно прижал острую иглу в ладони левой руки.
– Не трогайте меня, – прошептал он. – Я должен это сделать!
Кровь стучала у него в висках, но одновременно в душе на смену отчаянию пришла волна надежды. Смертная плоть страшилась испытания болью, но самый страх свой он с мольбой вознес как жертвоприношение Тем, кто наблюдал за ним, в чьем присутствии он более не сомневался. К самому Господу, кому молился о спасении, и для служения которому был помазан королем. В отличие от своего отца или брата Джавана, он никогда не считал себя особо верующим человеком, но теперь ощущал несомненную правоту и необходимость этого деяния.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – прошептал он, стремясь наполнить эти слова всем жаром своей души. – Да будет на все воля Твоя!
И с этими словами он с силой вонзил иглу в ладонь, удивляясь, насколько трудно оказалось пронзить сталью плоть и мышцы.
И какая боль… Слепящая, испепеляющая агония волнами распространялась из руки по всему телу, заливая сознание вспышками жгуче-белого света, словно расплавленный металл стекал у него по руке, но куда хуже мучений физических оказалась боль, вспыхнувшая в мозгу.
Пламя озарило давние похороненные в глубинах памяти воспоминания… Вот он бесстрашно стоит перед отцом и пьет из другой чаши, вот руки отца касаются его головы, и сквозь них потоком устремляется тепло и свет, пробуждая в нем силу, открывая доступ и озаряя все уголки рассудка, а затем вновь настает Слепота. И встают в мозгу преграды, которые должны были рухнуть еще шесть лет назад, после смерти Джавана… Но руки отца остались в воспоминаниях, а здесь и сейчас его вдруг коснулся кто-то другой. И это был не Джорем и не Тиег. Он чувствовал чье-то присутствие совсем рядом, кто-то пытался проникнуть в его мысли, просил, уговаривал, настаивал, но защиты его взбунтовались и восстали со всей жесткостью. Он не ощущал зла в этом Другом, и сознавал, что не должен сопротивляться, но не находил в себе сил уступить. В отчаянии он еще сильнее вонзил иглу в ладонь и провернул ее внутри, вытолкнув золотое острие наружу между костями.
Новый приступ боли с внезапной резкостью помог сосредоточиться, словно огненный цветок расцвел где-то глубоко внутри, и в пламени его защиты сгорели, обнажив душу ожидавшему этого Другому. Он ощутил касание призрачных рук, и свет внезапно вспыхнул за сомкнутыми веками, озаряя все ослепительно-белым сиянием, и тут же все погасло, медленно растворяясь во тьме забвения.
Глава VII
Благодарение Богу за неизреченный дар Его.[8]
Джорем уловил стороннее присутствие в круге и по потрясенному лицу юноши понял, что Тиег также заметил его. Но в этот миг король со стоном повалился набок и забилсяв конвульсиях, и потому Джорем мгновенно отринул все личные тревоги и заботы, загнав их в тот угол сознания, что он отводил обычно для вещей, которых опасался или невполне понимал.
Он сильно сомневался, что Тиег сумел узнать в явившемся им призраке своего деда Камбера, отца Джорема, однако рано или поздно мальчик все равно начнет задавать вопросы. Джорему это было не слишком по душе, но, похоже, в последнее время «святой» Камбер приобрел поразительную привычку объявляться незваным во время магических ритуалов, по крайней мере, когда дело касалось Халдейнов. Неизвестно, стояло ли за этим лишь обычное любопытство и забота о благе королевской династии, или же то был знак неких далеко идущих планов. Однако сейчас, когда жизнь короля повисла на волоске, было не время и не место спорить об этом, даже с самим собой.
– Нет, не прикасайся к нему, – воскликнул он, заметив, что Тиег устремился к королю. – Пусть все идет своим чередом!
Тиег послушно отпрянул, хотя такая покорность явно шла вразрез с инстинктами Целителя, которые подталкивали его оказать помощь человеку. Райсиль тут же поспешила к королеве, чтобы не позволить ей вмешаться, и сейчас она вопросительно взирала на своего дядю, который, внешне совершенно бесстрастно, наблюдал за конвульсиями Райса-Майкла. Наконец, король словно бы успокоился, и Джорем опустился на колени с ним рядом.