Наследие Темного Меча
Шрифт:
Элиза и Гвендолин зябко потирали руки. Мои руки тоже замерзли, и я забеспокоился о моем господине, который выглядел очень больным. Я хотел пойти к нему и даже сделал шаг в том направлении.
И тут Джорам тоже шагнул к Сарьону, обнял его за плечи и крепко прижал к груди.
— Мой мальчик, — потерянно пробормотал Сарьон, поглаживая по спине взрослого мужчину, как, наверное, когда-то ласково гладил младенца. — Мой милый мальчик! Как хорошо, что… Ты и Гвен… — Сарьон замолчал.
Гвендолин плакала, прикрыв лицо фартуком. Элиза смотрела на отца и Сарьона и улыбалась, а по ее лицу катились слезы. У меня тоже слезы навернулись на глаза, и я быстро вытер их рукавом свитера.
Наконец Джорам, отстранившись от Сарьона, положил свои загорелые, мускулистые руки на плечи каталиста и невесело улыбнулся.
— Добро пожаловать в мой дом, отец, — сказал он на удивление холодно, хотя его жесты, выдававшие нежные чувства, не соответствовали тону. — Мы с Гвен рады видеть вас у нас в гостях.
Он повернулся к жене. При взгляде на нее Джорам посветлел лицом — словно солнце, пробившееся сквозь грозовые тучи, озарило его. Когда он заговорил с Гвендолин, его голос звучал гораздо мягче:
— Наши гости, наверное, проголодались. Ужин готов?
Гвен поспешно вытерла слезы подолом передника и слабым голосом ответила, что стол накрыт и можно садиться ужинать. Я собрался было помочь хозяйкам подавать еду, но Элиза сказала, что мне лучше сесть вместе с другими мужчинами.
Джорам занял свое место во главе длинного каменного стола. Сарьона он посадил по правую руку от себя. Я сел рядом с моим господином, справа от него.
— Наверное, ты уже виделся с Ройвином, — негромко сказал Сарьон. — Он мой помощник и секретарь. Ройвин записал твою историю, Джорам. Он сделал это по просьбе короля Гаральда, который хотел, чтобы люди Земли смогли понять наш народ. Книги имели большой успех. Мне кажется, тебе бы они тоже понравились.
— Я хочу их почитать! — сказала Элиза, ставя на стол горшок с бобами. Она всплеснула руками и с восхищением посмотрела на меня: — Ты пишешь книги! Ты не говорил мне. Как здорово!
Мое лицо покраснело так, что на нем можно было поджаривать хлеб. Джорам промолчал. Гвендолин пробормотала какую-то вежливую фразу — не помню, что именно она сказала. Кровь так шумела у меня в ушах, что я ничего не слышал, и все мысли спутались от волнения. Элиза была невообразимо прекрасна! И она смотрела на меня с уважением и восторгом.
Я сурово одернул себя: «Это всего лишь мимолетное увлечение! Вы встретились в странном, необыкновенном месте, при необычных обстоятельствах. Мало того — до меня она ни разу в жизни не видела мужчин примерно одного с ней возраста». С моей стороны было бы нехорошо пользоваться этой ситуацией. Ей понадобится надежный друг в том новом мире, куда она отправится. Я стану таким другом. И если, после того как она повидает сотни и тысячи других мужчин, которые будут искать ее благосклонности, Элиза все равно будет благосклонна ко мне — что ж, тогда я буду весь к ее услугам.
Всего лишь обычный каталист в толпе таких же, как я…
Сарьон толкнул меня под столом своим костлявым коленом, и этот пинок сразу вернул меня к реальности. Я увидел, что Гвендолин и Элиза усаживаются за стол, Элиза — напротив Сарьона, а Гвендолин — напротив своего мужа. Пока женщины занимали свои места, Джорам учтиво встал. Мы с Сарьоном последовали его примеру. Потом мы снова сели.
— Отец, вы прочтете молитву? — спросил Джорам. Сарьон поразился — ведь в прошлом Джорам вовсе не был религиозным. И в самом деле, когда-то Джорам ругал Олмина, обвиняя его в трагических обстоятельствах своей жизни, хотя на самом деле винить следовало жадных и амбициозных людей.
Мы склонили головы. Мне показалось, что с той стороны, где сидел Тедди, послышался приглушенный смешок. Но больше никто ничего не услышал.
— Олмин, благослови и сохрани нас в это темное и опасное время! — произнес Сарьон. — Помоги нам объединить усилия и победить ужасных врагов, которые желают осквернить и уничтожить твои великолепные творения. Аминь.
Элиза и Гвен тоже пробормотали: «Аминь», а я произнес это молча. Джорам ничего не сказал. Подняв голову, он бросил на Сарьона такой злой взгляд, который поразил бы моего господина в самое сердце, если бы он заметил. К счастью, каталист ничего не заметил, потому что разглядывал сидящую напротив Элизу.
— Ты очень похожа на свою бабушку, моя дорогая, — сказал девушке Сарьон. — На императрицу Мерилона. Ее считали прекраснейшей женщиной Тимхаллана. И она действительно была одной из красивейших женщин в королевстве. — Он повернулся к Гвендолин: — А другой, конечно, была твоя мать.
Гвендолин и Элиза зарделись от комплиментов. Элиза попросила Сарьона рассказать об императрице, ее бабушке.
— Папа никогда не рассказывает о том, что было раньше, — пожаловалась девушка. — Он говорит, что прошлое в прошлом и думать о нем бессмысленно. Я читала разные книги, и о Мерилоне тоже, но это совсем другое. Мама мне рассказывала кое-что, но немного…
— Она рассказала тебе, как спасла нас от Дуук-тсарит, когда мы в первый раз явились в Мерилон? — спросил Сарьон.
— Нет! Мама, это правда было? Расскажешь?
Гвендолин улыбнулась, но и она тоже видела, как ее муж посмотрел на Сарьона. Она призналась, что рассказчик из нее плохой, и предложила послушать отца Сарьона. Каталист приступил к рассказу. Элиза слушала очень внимательно, а Гвендолин смотрела в тарелку и притворялась, что ест. Джорам ел молча, уставившись в пространство.
— Симкин превратился в тюльпан, — закончил рассказ Сарьон, — и очутился в букете, который держала в руках твоя мать. Он уговорил Гвен сказать стражам у ворот, что мы все — гости ее отца! Вот так нас благополучно впустили в Мерилон, хотя мы считались преступниками и скрывались от властей. Конечно, Гвен солгала, но я верю, что Олмин простил ее, потому что ею двигала любовь.
Сарьон мягко улыбнулся и посмотрел на Джорама. Гвендолин подняла голову и тоже обратила взор на мужа. Он послал ей ответный взгляд, и снова я заметил, как разошлись мрачные тучи, витавшие над ним. Любовь, которая зародилась в тот давний день, до сих пор была жива, ее тепло хранило и согревало всех нас.