Наследие
Шрифт:
Вокруг дома на ранчо, куда фургон доставил молодую жену Корина Мэсси, собралась небольшая кучка народу. В основном это были молодые люди в изношенной и запыленной одежде, которые, впрочем, явно приложили некоторые усилия, чтобы выглядеть поприличнее, – причесались и заправили рубахи. Корин улыбался, наблюдая за волнением Кэролайн, безуспешно пытавшейся привести в порядок свой туалет. Мужчины кивали, дотрагивались до шляп и бормотали приветствия, пока она выбиралась из фургона, а она улыбалась и любезно их благодарила.
– Мне прямо
– О, я ужасно устала, Корин! Конечно же, ты все мне покажешь, но сначала мне просто необходимо прилечь, а потом принять ванну, – ответила она.
Корин с готовностью кивнул, хотя не смог скрыть некоторого разочарования. Высокий белый дом, который рисовала себе в мечтах Кэролайн, оказался приземистой деревянной постройкой, и хотя фасад и вправду был выкрашен белой краской, но на нее налип песок, и нижняя часть стены выглядела неряшливо. Корин перехватил ее взгляд.
– Весенний ветер подул раньше, чем успела просохнуть краска, – объяснил он с виноватым видом. – Мы потом все перекрасим, не беспокойся. Хорошо еще, мы только успели закончить фасад, не так много работы пошло насмарку!
Кэролайн заглянула за угол и в самом деле увидела голые доски.
– Я сам присмотрю за Потаскухой. А вы ведите миссис Мэсси в дом, – сказал Хатч, принимая у Корина поводья.
– Потаскуха? – Кэролайн не верила своим ушам.
– Моя кобыла, – ухмыльнулся Корин и ласково почесал лошади лоб. Кэролайн мало что понимала в лошадях, но ей показалось, что вид у животного был злобный. – Самая упрямая и злобная животина, какую только можно найти в этих краях, с этим никто не поспорит.
– Почему же ты ее держишь, если она такая скверная?
– А как же, – Корин пожал плечами, будто такое никогда не приходило ему в голову, – ведь это моя лошадь.
Внутри были голые стены, окна без занавесок. Мебели было достаточно, но все было расставлено как попало, даже не задвинуто в углы. Легкое кресло у керосиновой лампы, рядом со стопками журналов по скотоводству и каталогами семян, казалось единственной вещью, стоящей на своем месте. На полу множество коробок и картонок. Кэролайн медленно шла среди них, под каблуками ее башмаков скрипел песок. Посмотрев на мужа, она не сумела скрыть разочарования. С лица Корина сползла улыбка.
– Понимаешь, я ведь специально не стал ничего расставлять, не хотелось без тебя. Думал, вот ты приедешь и скажешь, как и что нужно сделать. Но мы быстро наведем порядок… теперь-то, когда ты здесь, – заторопился он с объяснениями.
Кэролайн улыбнулась, глубоко и прерывисто вздохнула, вбирая в легкие воздух, напоенный ароматом свежетесаного дуба.
– Просто… постройка дома заняла у меня больше времени, чем я рассчитывал… Прости меня, Кэролайн.
– О нет! Тебе не за что просить прощения! – Ей было невыносимо видеть Корина таким удрученным. – Я уверена, что все будет просто прекрасно – я уже знаю, как мы все расставим. Ты так замечательно все сделал.
Она повернулась и прильнула головой к его груди, с удовольствием вдыхая его запах. Корин отбросил волосы со лба Кэролайн и крепко прижал ее к себе. От этого прикосновения она почувствовала какое-то стеснение, похожее на голод.
– Идем со мной, – шепнул Корин и повел ее к двери в дальнем углу гостиной. Дверь вела в комнату поменьше, где над всем возвышалась огромная железная кровать. Поверх нее лежало многоцветное стеганое покрывало. Кэролайн легко погладила его пальцами. Лоскуты были шелковыми и атласными, прохладными и гладкими на ощупь.
– Кровать везли из самого Нью-Йорка, – похвалился Корин, – ее доставили перед самым твоим приездом. А покрывало подарила мать. Почему бы тебе ее не испробовать?
– О нет! Я же запачкаю покрывало. Оно такое красивое, Корин, – восторгалась Кэролайн.
– Ничего, я тоже грязный. Говорю тебе, мы должны ее испробовать.
Корин взял ее за руки, потом обнял за талию.
– Подожди! Нет! – расхохоталась Кэролайн, когда муж повалил ее за собой на пружинящий матрас.
– У нас с тобой не было первой брачной ночи, – тихо заговорил он.
От лучей солнца, ударивших в окно, вокруг его волос возникла светящаяся корона, а карие глаза утонули в тени. Кэролайн было страшно неуютно из-за несвежего запаха ее немытого тела и оттого, что во рту пересохло.
– Нет. Еще же не время ложиться. Мне нужно принять ванну… и к тому же нас кто-нибудь увидит.
– Мы больше не в Нью-Йорке, любовь моя. Больше не нужно слушаться тетю и оглядываться на то, что скажут о нас в свете…
Корин положил ладонь ей на корсаж, и у Кэролайн перехватило дыхание, она быстро задышала. Корин расстегнул все пуговки на ее блузке и осторожно распахнул ее.
– Но что я…
– Но ничего, – прошептал Корин, – повернись.
Кэролайн повиновалась, и Корин неловко, что-то бормоча, распустил шнуровку на ее корсаже. Воздух с такой силой устремился в освобожденную грудную клетку Кэролайн, что у нее закружилась голова, и она прикрыла глаза. Корин повернул ее лицом к себе, изучающе и ласково провел по ее телу шершавыми ладонями, которые она заметила при их первой встрече. Он нежно поцеловал ее глаза.
– Ты такая красавица… – Его низкий голос звучал еле слышно. – А глаза сияют, словно серебряные доллары.
Напуганная силой нахлынувшего чувства, Кэролайн набралась храбрости и тоже поцеловала его. Она почти не представляла, чего ей ожидать, знала лишь, что отныне у Корина больше прав на ее тело, чем у кого бы то ни было раньше. Батильда туманно и мрачно намекала на боль, которую она испытает, и на долг, который вынуждена будет исполнять. Однако прикосновения кожи Корина к ее собственной оказались чудесными, ничего подобного ей еще не приходилось испытывать, а нежная настойчивость его касаний, когда он проник между ее бедер, наполнила ее сразу и жаром и холодом; это было почти болезненно и необычно, превосходило все, что ей доводилось пережить, так что она закричала, не заботясь более о том, пристойно ли это и не услышит ли ее кто-нибудь.