Наследие
Шрифт:
Мужчина вглядывался в толпу, боясь и, в тоже время, желая увидеть в ней сына. Случись так, он мог бы быть уверен, что Фьорд жив и здоров, и тревога, завладевшая сердцем Горальда в день девятнадцатилетия сына, наконец, отступила бы. Но все, что он видел — это озлобленные оскалы мужчин и гнусные ухмылки женщин. Последних было мало, но больше, чем ожидал увидеть Горальд. Речи их были резче и жестче, чем у мужчин. Из их уст сочился яд близящегося часа отмщения. И они получат желанное, оставалось лишь сломать врата в крепость церковников.
Крепость с клиновидной крышей больше походила
На глазах Горальда укротители огня ударили в металлические двери столбами пламени, надеясь силой выбить их. Металл остался безразличен к зову магов камня, а пытаться разобрать стену нечего было и думать: она была сложена из того же камня, что и стенки колодцев.
Решившись, Горальд отошел от заводящейся толпы и скрылся за дверью стоящей поодаль кухни. Внутри он наткнулся на лужи крови — молчаливые свидетельства расправы произошедшей над церковниками. Подойдя к стене, общей для кухни и крепости, он коснулся ее горячими ладонями и лбом. В шахтерском городке, где Горальд прожил всю свою жизнь, его ценили, как мага, умеющего найти общий язык с любым минералом. Камень сам просился в руки мужчины, готовый следовать за ним и приобретать любую форму.
Горальд замер у стены, мягко и в тоже время настойчиво прося камень расступиться. Он знал, что это в его силах, даже камень колодцев после долгих бесед был готов встать на сторону мага.
Испуская слабое сияние, камень раскололся и стал осыпаться мелкой крошкой, образуя сначала небольшую дыру, затем все больше и больше, пока и вовсе не увеличилась до роста Горальда. Мужчина ступил вперед, углубляясь в стену, дрожащую от напора магов на врата крепости.
— Проклятье, один прорвался! — было первое, что услышал Горальд, преодолев стену и оказавшись в просторном холле. Двое дверей смотрели друг на друга: одни, глухо стонущие от ударов укротителей огня, другие, в противоположной стене, ведущие на материк. Широкие скамьи были приставлены к стенам, а между ними замерли два десятка церковников, в полном вооружении и обмундировании, не скрывающем страх в глазах. Они были совсем юны, самому старшему из них Горальд не дал бы и тридцати. Неужто, старший состав позорно бежал из крепости, оставив ее на неопытных юнцов?! Почему же остались эти ребята?
— Ты не пройдешь, — вперед вышел широкоплечий юноша, с крепкими руками и ногами и мощным торсом, не скрытым броней. В его руке сверкал меч, чья сила была куда меньше, чем раньше. — Назад, маг.
— Опусти свой клинок, парень, — по-отцовски тепло сказал Горальд, делая шаг вперед. — Я вам не враг. Вам бы уйти, пока не сложили здесь головы, ваши силы не равны.
— Помолчи! Твои лживые речи для меня ничто! — вскинулся юноша, обхватывая рукоять меча двумя руками. — Пока мое сердце бьется, я не позволю чуме отступничества выплеснуться на материк!
— Хорошо-хорошо, — Горальд поднял руки, показывая, что не собирается нападать, чем заставил задние ряды церковников вздрогнуть. — Стой за моей спиной и смотри в оба. Из-за молчун-камня мне здесь не развернуться, но посмотрим, авось, что и выйдет.
Сопровождаемый непонимающими взглядами, Горальд встал между церковниками и шатающимися на петлях дверьми. Он поднял взгляд вверх, туда, где из сочленений подпорок и перекрытий была построенная каменная крыша крепости.
— Ты что делаешь? Почему? — ошеломленно произнес юноша, меньше всего ожидавший, что отступник, упрятанный Церковью в Колодцы, встанет на их сторону.
— Когда сидящий в клетке зверь оказывается свободным, он спешит скрыться за горизонтом, возвращаясь в свой дом. Его зовет его суть, единая со всем живым вокруг. Но если его сердце отравлено местью, он не принесет миру ничего, кроме страдания. Такой зверь должен остаться в своей клетке. Отойдите подальше, — Горальд перевел взгляд на распахивающуюся дверь и магов, ворвавшихся внутрь крепости с воинственными криками. На их лицах появилось замешательство, когда они заметили перед ненавистными церковниками одного из своих.
Горальд позвал камень с такой силой, с которой никогда раньше не звал. Сверху раздался треск, и часть крыши прямо над головами магов вскрылась кровоточащими небом ранами. Обломки тяжелого камня понеслись вниз, грозя погрести под собой всех, кто окажется не достаточно проворным.
Огненные и воздушные маги как один выступили вперед, встретив поток камней ветром и пламенем. Большую часть обломков отбросило в сторону Горальда, отдавшего все силы, чтобы остановить камни и не дать им угодить в ощетинившихся за его спиной мальчишек. Отвлеченный происходящим внизу, мужчина не заметил балки, оторвавшуюся от конструкции крыши и падающую прямо на него.
Лежа на полу, он видел расплывающиеся лица магов, ринувшихся в атаку. Теперь Горальд точно знал, он рад, что не нашел среди освободившихся отступников Фьорда, своего мятежного сына, всегда ненавидевшего церковников. Мужчине хотелось верить, что глаза его мальчика не ослеплены вседозволенностью и жаждой расплаты. Но как мала была вероятность того, что Фьорд не стоит в рядах бунтующих магов, идущих за головами лишившихся своих сил церковников!
Далекое небо синим глазом наблюдало сквозь пролом в крыше за разворачивающимся восстанием. В этом глазу появились три соринки, стремительно увеличивающиеся и превращающиеся в силуэты, спустившиеся на усеянный обломками пол крепости. Сквозь боль, Горальд смотрел на спины неизвестных, вставших тремя скалами на пути неспокойных ветров мщения.
— Ни шагу дальше! — руки Фьорда покрыло плотное пламя, играющее больше психологическую роль, чем несущее реальную угрозу. Не знаю, что возымело больший эффект: огонь Фьорда и лук Люфира, или же наше «падение» с небес.
Я с беспокойством посмотрела на лучника, занявшего позицию справа от меня. Он смог подняться на ноги спустя сутки, и выглядел, мягко говоря, плохо. Но, несмотря на это, он потребовал выдвинуться к Колодцам в тот же день. Нам крупно повезло, что мы с Фьордом не смогли переубедить его. Задержись мы еще ненадолго, и застали бы только последствия еще одного сражения.