Наследница из Гайд-Парка
Шрифт:
– Роман!
– Не вмешивайся в это, Триста. – Когда он повернулся к двери, его голос был спокойным и властным. – Если он боится меня или ему не нравится живой отец и он предпочитает фантазию, тогда мы должны выяснить это сейчас, чтобы все стало понятно. Эндрю, если ты сейчас же не выйдешь, я сочту, что ты не хочешь слушаться...
Он замолчал, когда в дверном проеме появилось маленькое личико с большими, полными страха глазами.
– Ты можешь побежать за утешением, когда я закончу с тобой. А теперь ответь мне,
Эндрю открыл и закрыл рот, явно испуганный.
– Да, сэр, – наконец выдавил он.
Роман стиснул зубы.
– Я хочу узнать почему.
Эндрю перевел взгляд на Тристу.
– Не смотри на мать. Это я разговариваю с тобой.
Эндрю снова взглянул на высокую внушительную фигуру.
Было видно, как часто поднимается и опускается его маленькая грудь. Эндрю был готов разрыдаться.
– Ты кричал на тетю Грейс.
– Я знаю. Я был в это время слишком взволнован. Всю ночь я провел в розысках. Я боялся, что ты пропадешь ночью в этих болотах. От волнения я почти обезумел.
Эндрю часто заморгал.
– У нас захромала лошадь, – сказал он тонким голоском. – И нам пришлось идти домой пешком.
– Ты ушел от ответа. Ты собирался убежать?
Густые ресницы опустились, закрывая глаза. Эндрю молчал.
– Ответь мне, Эндрю. Ты хочешь убежать от меня... от нас? – Его тон смягчился, но остался требовательным. – Мне ты можешь говорить без страха. Я не буду наказывать тебя за то, что ты скажешь. Скажи мне. Почему ты хочешь покинуть Уайтторн?
– Я не хочу уходить! Ты заставил меня! – выпалил Эндрю. – Ты собирался меня отослать!
Роман в изумлении отпрянул:
– Отослать? С чего это пришло тебе в голову?
– Мама сказала, что мы переезжаем в Лондон. Я должен жить с дядей Дэвидом и тетей Люси.
– Что? – разинула рот Триста. – Эндрю, нет, это неправда. Ты неправильно понял.
Роман прервал ее:
– Я знаю, что мои слова тебе не понравятся, но ты так действительно думаешь. Ты хочешь жить с дядей Дэвидом. Но это невозможно. Та страницы твоей жизни закрыта, как бы ни было неприятно тебе об этом думать.
Эндрю икнул, и на его лице появилось смущение. Он с силой сжал губы.
Роман наконец понял, что мальчик хотел сказать.
– Ты думал, что я собираюсь тебя отослать. Это тебя расстроило. – Он какое-то время молчал с сосредоточенным лицом. – Могу тебя уверить, что ничего не может быть дальше от правды. Ты мой сын, Эндрю. Я никогда не отошлю тебя прочь.
Роман протянул руку, чтобы дотронуться до Эндрю, но тот поспешно отпрянул.
– Нравится тебе это или нет, – продолжал Роман, – но в твоих жилах течет моя кровь, и это мой темперамент настраивает сейчас тебя против меня. И на твоем лице – мои черты. Этот дом – твой дом, хоть он тебе и не нравится. Когда я умру, это будет твой дом, где будут твои дети. Это все твое, Эндрю, потому что... ты
Эти слова успокоили мальчика. Настороженное выражение медленно исчезало с его лица. Крепко сжатый рот расслабился.
Опустившись на колени, Роман обнял мальчика за плечи:
– Знаешь, как я испугался, когда обнаружил твое отсутствие? Ведь с маленьким мальчиком, который оказался один на болотах, может случиться несчастье. Я знаю, как там опасно, я часто туда убегал, потому что ненавидел этот дом. Я устал, Эндрю, от своих напрасных попыток сделать этот дом таким, чтобы ты не хотел его покинуть.
Эндрю смотрел на него как зачарованный. Роман продолжал, глядя куда-то перед собой:
– Когда я ехал ночью, меня мучил вопрос: что я сделал неправильно, раз ты стал убегать из дома, как когда-то поступал я? Я пытался показать, что этот дом в тебе нуждается, но, похоже, ты никогда не понимал, что я люблю тебя.
– Ты любишь маму, – сказал Эндрю, но его голос был неровным, а губы дрожали. В глазах же была надежда.
– И тебя. И твоих братьев и сестер, которые будут после тебя. Как ты не можешь понять, как бесценен ты для меня?
Роман умолк. Навернувшиеся слезы жгли глаза. В горле застрял комок. Он попытался успокоиться, избавиться от нахлынувших чувств, но это не удавалось.
– Папа, – спросил Эндрю, его глаза стали большими от удивления и страха, – почему ты плачешь?
Покачав головой, Роман сказал ему:
– Я не плачу. Мужчины не должны плакать, даже когда им очень больно. – Он помолчал, затем взял маленькую ручку и прижал пальчики к своим губам. – Ну, возможно, иногда плачут от радости. Знаешь, я был очень напуган.
– Почему?
– Потому, – хрипло произнес он, – что боялся не увидеть тебя снова.
– И это сделало тебя таким печальным?
Роман кивнул:
– Да.
Эндрю посмотрел на заплаканную Тристу, потом снова на отца.
– Я не хочу уходить.
– Хорошо. Это очень хорошо. Потому что, знаешь ли, без тебя здесь ничего не получится, Эндрю. Ты нужен нам.
Эндрю долго молчал, обдумывая эти слова и глядя на своего отца – сильного, могучего отца, стоящего перед ним на коленях и целующего его руку с повлажневшими глазами. Он с удивлением и участием прикоснулся к слезам на обросшем щетиной лице.
А потом мальчик внезапно бросился вперед, обхватил тонкими ручками толстую шею Романа и крепко прижался к нему.
– Прости меня, папа. Прости!
Роман опустил лицо в шелковистые волосы сына. В его руках трепетало маленькое родное тельце.
– Ладно, ладно, – произнес он вполголоса и закрыл глаза, чтобы взять себя в руки.
– Я люблю тебя, папа. Я не хочу, чтобы ты или мама меня покидали.
– Ладно, – тихо произнес он. И в первый раз Роман обнял своего сына.