Наследница ведьм
Шрифт:
– Но разве мы туда не вернемся? – удивился Лэшер. – Рано или поздно мы с тобой непременно будем там жить. Ты и я будем жить в этом доме! Он не получит его навсегда.
– Однако пока это исключено. Это сейчас невозможно.
Какое безумие!
Когда служащие юридической конторы отправили по электронной почте запрос в Новый Орлеан, полученный ответ поверг их в трепет. Сообщение подтверждало, что Майкл Карри был жив и находился по-прежнему в Новом Орлеане, штат Луизиана, однако пребывал в тяжелом состоянии в отделении интенсивной терапии.
Лэшер видел, как Роуан, склонив голову, тихо заплакала. Спустя час после того, как они покинули юридическую
Отсутствовал он недолго, а когда вернулся, держал в руке два новых паспорта. Раздобыв новые документы, они получили возможность сменить отель и стать другими людьми. Роуан все еще не могла оправиться от потрясения и преследовавшего ее недомогания, поэтому стоило им перебраться в знаменитый отель «Георг V», как она, рухнув на кушетку, проспала как убитая несколько часов кряду.
Перед Роуан встало слишком много вопросов, которые предстояло решить. Например, как организовать исследование Лэшера. Загвоздка была не в материальных затратах – в этом смысле никаких трудностей у нее не было, – а в техническом оснащении. Ей требовались специальные электронные программы, а также аппаратура для сканирования мозга и тому подобное, другими словами – оборудование, с которым без помощи медицинского персонала ей было не справиться.
Они вместе вышли на улицу, чтобы купить Лэшеру тетради для записей. Его внешний облик преобразовывался прямо на глазах, несмотря на то что на первый взгляд изменений можно было не заметить. Так, несколько складочек появилось на костяшках пальцев и веках, что придало его лицу более взрослое выражение. Ногти стали значительно жестче, хотя и оставались телесного цвета. На лице появились первые признаки усов и бороды, которые он отпускал, несмотря на их колючесть.
Роуан постоянно записывала свои наблюдения в блокнот, маскируя их чересчур заумной медицинской терминологией. Она писала о том, что Лэшеру не хватает воздуха, поэтому, куда бы они ни приезжали, первым делом он бросался открывать окна От нехватки кислорода у него даже случались приступы удушья, а во время сна голова покрывалась испариной. Родничок у него с момента рождения нисколько не уменьшился. Кроме того, он постоянно сосал материнское молоко, что полностью ее истощило.
На четвертый день их пребывания в Париже Роуан настояла на том, чтобы они отправились в большую центральную больницу. Поначалу Лэшер сопротивлялся, но она сумела его уговорить, вскользь заметив, что люди настолько глупы, что было бы очень забавно их провести, а именно: притвориться медицинским персоналом и проникнуть внутрь больницы.
Эта идея пришлась ему по вкусу.
– В подобных делах я большой мастак, – с торжественным видом заявил он, как будто в этой фразе заключался какой-то особый смысл. С таким же достоинством и восхищением он произносил и многие прочие фразы.
– Дорогая моя, дорогая! Жить бы нам, не трудясь и не умирая!
Иногда он просто напевал шутливые стихотворения, которые когда-то от кого-то услышал:
Мама, мамочка моя,
Можно искупаюсь я?
Ну конечно, моя дочка,
Юбку положи на кочку,
Туда же кофту и чулки,
Но к воде не подходи!
От этого детского стишка, который в свое время рассказала ему Маргарита, равно как: от ему подобных, он всегда заливался гомерическим хохотом. Когда-то Стелла научила его скороговорке: «Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж». Теперь он любил повторять ее, с каждым разом ускоряя темп, так что под конец слова сливались в длинную свистящую абракадабру.
Его забавляли причудливые идиомы английского языка, и Роуан стала специально подбирать для него интересные обороты речи. Когда он слышал такие выражения, как «Throw Mamma from a window a kiss» {34} , с ним едва не случалась истерика. Воистину смешными казались ему приемы аллитерации, поэтому он радовался, как ребенок, когда слышал такие песенки, как эта:
Задачку задал мне король -
Сухой, мол, вылезти изволь,
Сухой из мокрой речки!
А я на выдумку лихой,
Возьму и вылезу с ухой!
Казалось, чтобы прийти в веселое расположение духа, ему было достаточно видеть шевелящиеся губы Роуан, с которых слетало очередное четверостишие. Сначала Лэшер внимал ему как завороженный, а потом принимался повторять его, словно навязчивую идею.
Питер, Питер, тыквоед!
Не сберег жену от бед.
Ее на полку посади
Да во все глаза гляди!
Напевая эти песенки, подчас он даже пускался в пляс.
Когда он пребывал в царстве духов, музыка доставляла ему несказанное удовольствие. Он слышал ее только тогда, когда от людей не исходило никаких прочих звуков. Сюзанна любила напевать во время работы. Однажды Лэшер вспомнил несколько древних фраз, которые, судя по всему, звучали на галльском. Их значения, как ни странно, он не знал, а вскоре и вообще их позабыл. В другой раз он продекламировал какие-то проникновенные стихи на латыни, но повторить их, сколько ни пытался, больше не смог.
Как-то ночью он проснулся, чтобы поговорить с Роуан о соборе, вернее сказать, о том, что некогда с ним произошло. Очевидно, ему что-то привиделось во сне, потому что он был весь в поту. Потом Лэшер заявил, что они должны отправиться в Шотландию.
– Этот Джулиен. Этот проклятый умник, – говорил Лэшер. – Его подмывало докопаться до самой сути. Узнать суть вещей Он говорил со мной загадками, которые я отрицал. – Он снова прилег, тихим голосом добавив: – Я Лэшер. Я слово, которое стало плотью. Я тайна. Я проник в этот мир и теперь принужден страдать от всех последствий, на которые обрекла меня плоть. Но я не имею понятия о том, каковы будут эти последствия. И кто я такой.
К этому времени своим внешним видом он уже заметно выделялся среди толпы, однако отнюдь не выглядел монстром. Из-под черной шляпы, которую он имел обыкновение надвигать низко на лоб, виднелись волнистые, ниспадающие до самых плеч волосы. Плотно обтягивающие фигуру брюки и пиджаки, еще больше подчеркивавшие худощавость фигуры, делали его похожим на представителя слегка чокнутой богемной молодежи. Например, его вполне можно было принять за одного из фанатов рок-звезды Дэвида Боуи. Где бы они с Роуан ни находились, люди везде обращали на него внимание и вполне доброжелательно относились к его веселому состоянию духа, невинным вопросам, спонтанным и зачастую довольно бурным приветствиям. Он мог с легкостью заговорить с кем-нибудь в магазине и начать его расспрашивать о чем угодно, поскольку питал ко всему живейший интерес. Произношение Лэшера носило на себе некоторый налет французского, но в разговоре с Роуан теряло этот акцент, как будто подстраивалось под ее собственное.