Наследница
Шрифт:
И как только Елейла ступила за порог, в глаза ударил яркий свет. Дом затрещал, полы заходили ходуном, пыль поднялась вверх, а когда рассеялась, падшая стояла уже посреди большой светлой каменной залы. Посыльные исчезли, как исчез и мученик.
Зала не уступала по убранству райскому дворцу: в небольших нишах стен стояли канделябры, пол и потолок мерцали в мягком свете свечей. Елейла посмотрела под ноги и увидела свое отражение, тогда сразу же отвела взгляд, ей стало противно. До сего дня она никогда и никому не являлась в нагом виде, тело воина Света всегда облачали доспехи. Сейчас же она была так же беззащитна, как и все прочие грешники.
Вдруг
Шаги стихли совсем рядом, Елейла сидела неподвижно, но страха по-прежнему не было. Смысл бояться неизбежного? Может, обычный бы ангел-хранитель и трясся в ужасе, но не воин, а тем более, не она.
– Ты не боишься меня, – прозвучал спокойный голос. – Почему же?
– Могу ли я попросить вас об одолжении? – заговорила дева без какого-либо смущения.
– Об одолжении? Забавно, ныне падшие пошли не только бесстрашные, но и беспардонные. Ладно, говори.
– Позвольте мне прикрыть наготу.
– А смысл? – сейчас в голосе послышалась ирония. – Грех свой ты уже ничем не прикроешь. А тело, так это всего лишь кусок плоти, хрупкая материя, сотканная вашим Отцом для того, чтобы я мог доносить истину до грешников, посредством влияния на эту самую материю.
– Я воин Света. И пусть мое тело отныне принадлежит Аду …
Однако, голос прервал ее:
– Мне, твое тело принадлежит мне, как и Ад.
– Хорошо. Тем не менее, я хотела бы посмотреть вам в глаза открыто, без стеснения.
– Вот как… Что ж… Хорошо.
У ног Елейлы в тот же миг появилась тонкая длинная туника без рукавов, дева сразу надела ее, после чего поднялась со скамьи, и хотела было обернуться, однако голос предупредил ее желание:
– Не торопись, я еще не поговорил с тобой.
– Говорите, теперь я готова отвечать на любые вопросы.
– За что тебя низвергли?
– За ослушание. Я предала дело Отца.
– Да, самоубийца и Рай – ты разгневала небожителей. И меня лишила очередной радости. Получается, насолила всем сразу. Но, зачем? Зачем нужно было спасать пропащую душу? Ты же знала, что последует сразу за твоим грехом. К чему такая бессмысленная добродетель? Душа той грешницы все равно отправилась ко мне, а ты вместе с ней.
– Я не сожалею. Хоть душа той несчастной и не нашла себя в Раю, однако я выполнила ее посмертную просьбу.
– И какую же? Провела по Райским кущам? – и снова ирония в голосе.
– Нет. Она встретилась со своей семьей.
– Все равно глупо. Она могла бы дожить до глубоких седин и отдать Отцу душу как положено, тогда была бы вечно с семьей. Теперь же, увы, будет отрабатывать вечность здесь. Ты совершила не просто грех, ты совершила ошибку.
Но Елейла ничего не ответила, вместо слов она резко развернулась, и ее глазам предстал Он – Люцифер, Повелитель Ада. Взгляды пересеклись.
– Я не позволял тебе…, – но он не договорил. Люцифер смотрел на нее, пытался что-то найти в лице, во взгляде, однако не мог, поэтому продолжил искать, блуждая по лику ангела.
– Каково будет мое наказание? – тихо спросила Елейла, смотря в черные глаза Владыке.
– Я еще не решил, – заключил тот и отвернулся, желая покинуть залу.
– Что же мне делать, Люцифер?
– Ждать…
И он ушел, оставив падшую в одиночестве. Елейла снова села на скамью и принялась чертить большим пальцем ноги по мрамору, она пыталась вывести его лик, лик того, в чьей власти ее вечность.
Глава 3
Детдом! Как много в этом слове… много дерьма…
Дом Малютки по сравнению с этим местом просто Рай на земле, не иначе. И лучше было бы все детство терпеть не совсем адекватных воспиталок-курилок, чем абсолютно больных на голову работников детдома и таких же нездоровых воспитанников. Понятное дело, все мы тут в одной лодке, все безродные бесплеменные и, тем не менее, здесь было пострашнее чем в подвале маньяка из любого фильма ужасов.
Меня отправили в сельский детдом, он оказался единственным, где на тот момент было свободное место. Да и чего желать от приюта в захолустье? Мы ж находились в самой заднице российской глубинки, в селе Жупровица. Говорят, у России две беды – дороги и дураки на дорогах, здесь же были только дураки, а о дорогах так никто и не позаботился, посему жили мы нормально только в сухое время года, когда же начинались дожди или не дай Бог ливни – все, «Атлантида» стабильно уходила под воду.
Но это ерунда, Жупровица, как в очередной поговорке, она не тонет. Серьезная проблема, с которой пришлось столкнуться – это выживание в суровых детдомовских условиях. Здесь воистину царили дикие законы, законы стаи. Руководство плевать хотело на ребят, они занимались более важными вопросами, как бы с города выбить очередную матпомощь и справедливо распилить между собой. Ну, а воспитанники жили своей жизнью: старшие гоняли мелких, мелкие лупили себе подобных – авторитет нарабатывали, выслуживались перед старшими; наши слегка повзрослевшие девушки вовсю спали с сельскими, правда, тайком от своих детдомовских парней. Узнай те об этом, все… зажали бы сворой в углу и пустили по кругу, раз негодяйка так вероломно отдалась чужаку. Парни тоже особо не отставали, после школы бегали на заброшенный продсклад, там братва снабжала их травой, а те уж снабжали школяров из как бы благополучных семей. Законы бизнеса здесь постигались быстро. Девки давали взрослым дядям, чтобы взрослые дяди давали им на мороженое и ту же самую траву, а пацаны толкали траву, чтобы купить хотя бы б/у плеер.
И это оказалось не самой большой бедой нашего детдома, страшнее были внутренние разборки как между ребятами, так и между работниками и ребятами. В такие моменты все разбегались по своим комнатам как тараканы. Мелкие вообще сидели под одеялами и прудили на матрасы, а старшие нервно курили, высунув носы в форточки.
Да, разборки здесь были покруче любых боев без правил. Если детки разбирались между собой, неважно парни или девчонки, то клоки волос летели в разные стороны, зубы россыпью возлежали на коридорном линолеуме, гематомы украшали невинные детские мордашки, которые приходилось вскрывать в медпункте, иначе не рассасывались, а также разодранные бока, разбитые головы и прочие прелести. Победивший в сей схватке выходил хоть и без зубов, но счастливый, его сразу начинали уважать, бывалые даже слезали с подоконников, чтобы пожать руку и поделиться заветным бычком. А проигравший тихо зализывал раны, получая параллельно пендалей от сверстников.