Наследница
Шрифт:
Женщина не была уверена, что отец приватизировал квартиру. Что-то такое он ей писал, но Алена уже не помнила. Спросить у отца по поводу потенциального наследства она стеснялась, боялась, что будет неправильно понята. Отец болезненно относился к теме смерти и всячески избегал подобных разговоров. Мать Алены категорически считала, что никакого наследства дочери не нужно и нечего об этом думать. Она была сторонницей, так называемых, духовных ценностей. Женщина, наконец, задала волнующий ее вопрос:
– А где сейчас отец?
– В морге. Завтра заберем его
Алена испытала некоторое облегчение. Слава богу, что институт и еще военкомат принимают участие в организации похорон, у нее и так голова идет кругом. Надо взять себя в руки и продержаться до завтра, пережить как-то похороны. Хотя об этом даже страшно подумать. Потом постараться успокоится и заняться проблемами наследства. Неизвестно, как оформлена квартира, а еще есть отцовские вещи, картины, архивы, фотографии…
Алене в помощь декан выделил двух человек – длинноногую рыжеволосую секретаршу Полинку и седовласого вальяжного преподавателя Владимира Михайловича. Полинка была жизнерадостна по натуре и стрекотала без передышки. Ее болтовня даже немного успокаивала. Полинка принялась рассказывать, какой Александр Васильевич был замечательный. Он прекрасно и очень молодо для своих лет выглядел, читал замечательные лекции, даже ходил каждый день пешком в Брестскую крепость. Писал талантливые картины. И Полинка и преподаватель выражали Алене свое самое искреннее соболезнование.
Владимир Михайлович предложил поехать в квартиру отца Алены и посмотреть, что может пригодиться из его вещей. На служебной машине быстренько доехали до дома умершего. На улице, несмотря на конец февраля, было тепло, но пасмурно и сыро. Серая панельная пятиэтажка, уютный и чистенький дворик – знакомая картина для Алены. Ничего не изменилось с тех пор, когда она была здесь несколько лет назад.
Они зашли внутрь квартиры. Алена с любопытством огляделась. В квартире у отца, который всегда был чистюлей и педантом, царил ужасный беспорядок. У Александра Васильевича была крошечная двухкомнатая квартира с пятиметровой кухонькой, так называемая «хрущоба». Из маленького коридора видно было неубранную постель в гостиной, на которой валялась скомканная полосатая пижама. Алена несколько раз приезжала к отцу в Брест и знала, что он любит спать именно в пижаме. С утра он обычно делал зарядку с гантелями, а потом уже умывался и переодевался в домашний халат.
Заглянув в гостиную, женщина убедилась, что всё в ней по-прежнему, только довольно сильно захламлено. Мебель, хоть и добротная – отец когда-то купил румынский гарнитур чуть ли не из полисандрового дерева, но уже очень старая. Женской руки совершенно не чувствуется, и уюта, разумеется, нет. Словом, жилище одинокого пожилого человека, хоть и художника. На окнах висели довольно пыльные шторы. На стенах – две акварели, написанные отцом Алены, и огромная репродукция портрета Джоконды – попытка приукрасить убогий интерьер.
– Он тут делал ремонт, нанял какого-то работника, – сказал Владимир Михайлович, – но получилось неудачно.
«Неудачно, это еще мягко сказано, обои непонятного белесого цвета, наклеены так криво, что даже я гораздо лучше бы это сделала», – подумала Алена.
В другой комнате была устроена мастерская. Там и сям валялись кисти и краски, стояли прислоненные к стене картины, в основном – акварели. Здесь царил творческий беспорядок. Когда Алена последний раз гостила у отца, а это было лет шесть назад, ничего подобного не наблюдалось. Вместо мастерской здесь была спальня, чистенькая и аскетичная. Картин было немного, так как обычно они быстро продавались, по мере того, как были написаны.
Алена тогда попросила подарить ей какую-нибудь работу, желательно выполненную маслом. Но с этим возникли проблемы, так как выбора особенно не было. Наконец, отец предложил дочери в подарок морской пейзаж. Он подписал картину довольно приятно: «Дорогой доченьке Аленке». Зато сейчас, судя по всему, выбор был огромный. И эти все прекрасные работы отец написал за последние годы? Какая, однако, работоспособность! Невероятно!
– Ах, какие красивые картины, – начала восхищаться секретарша Полина, – такие необыкновенные пейзажи, яркие цвета!
– Он был сильным живописцем, – прокомментировал Владимир Михайлович, – особенно хороши у него акварели. Акварели сейчас редко кто пишет, все больше работают маслом, такие работы легче продать. Но Александра Васильевича интересовало только искусство, а не деньги. Он последнее время почти не продавал свои произведения. Говорил: «Они мне как дети».
На письменном столе у окна лежал незаконченный рисунок, стояли баночки с гуашью, кисточки, раскрытая художественная книга. Казалось, художник на минутку вышел в соседнюю комнату. Владимир Михайлович выдвинул ящик стола и жестом указал на лежащие там деньги.
– Вот, возьмите. Это его деньги, должно быть недавно продал картину. Теперь эти деньги – Ваши. Пригодятся на похороны.
Алена взяла довольно толстую пачку белорусских зайчиков и машинально хотела их пересчитать, но подумала, что при посторонних это делать неудобно, и просто положила эти деньги, перетянутые простой резинкой, в сумочку.
Владимир Михайлович предложил не терять зря время и выбрать что-то из вещей отца, чтобы отдать их в морг и похоронить в них Александра Васильевича. Алена подошла к шифоньеру и достала старый пиджачок с дырками на подкладке. Ужаснувшись, она посмотрела другие вещи, все оказались сильно поношенные.
– Нет, – заупрямилась Алена, – невозможно хоронить в таком старье отца. Это не по-христиански. Я читала, что нужно хоронить во всем новом. Нужно поехать и купить ему одежду.
– Ну как хотите, – раздраженно вздохнул Владимир Михайлович, – если Вы так богаты…
– Так есть же деньги, – удивилась Алена, похлопав рукой по сумке, где лежали белорусские зайчики.
Полина горячо поддержала Алену.
– Нет. Это не дело похоронить такого уважаемого преподавателя в каком- то старье. Нужно поехать по магазинам и купить костюм, рубашку, ботинки. И галстук.