Наследница
Шрифт:
И мастер Файон стал прошлом и для неё.
***
В совете все прошло на удивление чинно.
Мастер Дея оказалась единственным человеком, который повёл против неё войну. Хотя Абаль, просто занявший место за ее плечом, шепотом язвил и насмешничал. Ну какая война, Яс, бесплодная схватка сойки с ястребом. Попытка ненависти.
И верно, ветер так переменится, что сторонников у Ясмин стало вдвое больше, чем у мастера Деи. Ясмин попыталась представить себя ястребом, который гоняет невинную сойку с лицом мастера Деи, но воображение корчилось в муках.
— Падшим женщинам не место во власти, — наконец, тяжело сказала та, поднимаясь с кресла, которое в совете
Примерно такое лицо было у мастера Деи сейчас. Но назвать ее падшей женщиной прямо на Совете?
Ясмин зачла это за прямую атаку, но, к ее удивлению, в диалог вступил Примул:
— Будьте внимательны к своим словам, мастер Бегущего стебля, вы говорите с госпожой будущего Примула.
Мастер Дея метнула в Примула взгляд-копье и вышла едва ли не строевым шагом.
Обстановка сразу сделалась тёплой и почти домашней. Абаль взял отдельное поместье на окраине Тихого квартала для ростков Бересклета, а Ясмин назначила каждому из них даты экзаменов.
Илан, Ия, Лён, Калох, Айра. Они — слишком взрослые и слишком чужие— вернулись в эпицентр бывшей славы тотема. Дети Бересклета, не существующие на бумаге, но слишком яркие, чтобы их можно было не учесть практически. От них фонило силой, и эта сила лежала в руке Ясмин. Они шли по Астрели со взглядом ее истинных хозяев и вчерашние насмешники жались к кустам разноцветных роз. На Илана и Лёна заглядывались, Ию открыто оценивали — она уже вошла в возраст замужества. На ее экзамен придёт не один тотем. Айра нравилась меньше, но гены Бересклета проглядывали и в ней. Кошачьи повадки, томность, высокомерие знати жестоко сочетались в ней. Глупо, но Ясмин ревновала к ней. Сама Айра заглядывалась на Абаля.
Их собственный дом оказался большим, гулким и тихим. Примул был так любезен, что выкупил весь проулок, соединяющий между собой сады двух домой — нововыделенного и подаренного Ясмин. Старый дом Ясмин с легким сердцем отдала дорогой родне и выдохнула. Воспоминания, оставшиеся в этом доме, не отличались радостью. Она и забрала только подарок Хрисанфа. Абалю это не понравилось, но он промолчал.
Впрочем, к лету он надарил ей такое количество наборов — от лечебных до косметических, что подарок мерк рядом с ними. Лежал, как галька среди жемчужин. Глупый, не понимал, что Ясмин дорожит подарком не в силу полезности.
К апрелю, они обустроились на новом месте, что далось им космическими усилиями, потому что они бегали то на экзамены, то к ученикам, то к юным Бересклетам, то к Примулу, а любую свободную минуту запирались в спальне. Впрочем, это враньё. Однажды они запирались в спальне прямо во время Большого совета и четыре часа подряд делали вид, что их нет дома.
К апрелю Ясмин перевелась из научного ведомства в административное, осев в дипломатическом
— К тебе, — коротко вызванивал цветок на подоконнике, и в отделе начинали переглядываться.
Это было неловко, но приятно. Приятно, потому что Абаль.
К маю Вейгел под руководством Абаля вытянул оружие и почти сразу сдал экзамен на второй порядок.
Литола находилась на стадии формирования оружия и замуж не собиралась. Когда Ясмин в шутку сосватала ей Вейгела, она сказала «ни за что, умру девственницей». И шансы у неё были. Ясмин лоббировала в Совете закон о контроле в приемных семьях. Абаль был против, Примул был против, а мастер Дея едва не сорвала голосовые связки. Но Ясмин воспользовалась старым добрым приемом, поделившись проектом с подругами в Тихом квартале. Большой совет при всем высокомерии не мог игнорировать желание толпы, к тому же инициативу Ясмин неожиданно поддержали Флора и мастер Бриар. Законы конечно, не приняли, но положением приемных цветков озаботились. Ясмин ночами составляла правки к семейному кодексу и кляла Абаля на двух языках. Русском и вардовском.
— Невыгодно принимать такой закон, — устало объяснял Абаль. — Тотем, который контролирует закон, а не глава — мёртв. Закон должен контролировать только главу тотема и социальные связи внутри семьи.
— Получается приемный ребёнок не защищён законом, — возражала Ясмин. — Как-будто ты сам не знаешь.
— Переформулируй. Поставь поправки к закону, который дал главам лазейку. Просто помни, что нельзя забрать у главы тотема право, можно только наделить дополнительной обязанностью.
Ясмин вардовская юридическая система казалась на редкость убогой, но, к ее удивлению, функционировала, как часы. А учитывая ничтожный процент преступности, была по-своему сильна.
Через полгода последние из Бересклетов получили титулы мастеров, а Илан начал интересоваться Флорой. Мастер Бриар сделал предложение Лив и вывел ее из тотема Каламуса, что Ясмин искренне поставила себе в плюс. Это же она писала правки к закону.
Но ни к маю, ни через полгода Верн не вернулся в Астрель. Абаль ходил в Чернотайю дважды, но вернулся ни с чем. Сказал, это решение Верна и пусть остается, ему двадцать шесть, а не пятнадцать. Гораздо больше Ясмин не понравилось, что Хрисанф тоже остался в Чернотайе. Она общалась с матерью через бересклет, проросший сетью от Варды к Чернотайе, и знала, что у них все хорошо. У Хрисанфа, у Ли, у Айрис и у Верна. Ясмин не знала, почему мама перечислила их в такой последовательности, а спрашивать не захотела. Они заговорили о матери Абаля, которая недавно пришла в себя и нуждалась в специальном уходе.
Каждый разговор с мамой становился одновременно радостью и трагедией. С ней можно было говорить обо всем, но никогда о них самих. Мама называла ее деткой и малышкой, и никогда по имени, и где-то очень глубоко Ясмин понимала почему. Ну конечно понимала. А ещё понимала, что будет молчать, потому что она все равно оставалась для неё если не матерью, то проекцией матери. Отзвуком. Отголоском потерянной материнской любви.
В такие дни, полные отвратительных мыслей, она пряталась на груди Абаля, сворачиваясь по-кошачьи клубком. Плакать она давно разучилась, поэтому просто тяжело дышала, стараясь задавить детские порывы. Вжималась Абалю куда-то под подбородок, словно стала меткой и хотела заселиться внутрь его тела.