Наследник Буйного
Шрифт:
Мир несколько секунд колеблется, а после кивает. Отпускает мою ногу. Важно так за Эмиром идёт. А у меня внутри всё сжимается. Они поладили. Мир его больше не боится.
— Он не пропадёт из нашей жизни, да? — Катюша мне на ухо шепчет. Только если раньше в её тоне сарказм был, то сейчас... Она иначе спрашивает. Эмир сегодня смог её доверие снова завоевать.
– Кать, на минуту.
– Эмир словно чувствует перемены в сестре. Считывает их. И пытается воспользоваться этим.
Катюша на него с подозрением смотрит. Гордо, как для одиннадцатилетки, вздёргивает подбородок, губы кривит. Прощает уже,
– Не хочу, - взглядом по комнате бегает. – Мне тут нравится.
– А свою комнату увидеть не хочешь? – Эмир нахально усмехается. – Или будешь у малого кровать отжимать.
– Мою? Ты…
– Конечно, тут и для тебя комната есть. Не понравится – поменяем. Твои вкусы угадать сложнее.
– Не понравится.
– Катюша заявляет без раздумий. Всё пытается воевать с Сабуровым. На меня поглядывает в поисках поддержки. Прости, малышка, у меня тоже в голове мозги девятнадцатилетней, когда я с ним общаюсь. Тоже до последнего сопротивляюсь. Но я хотя бы стараюсь отстаивать свои границы. Я за это держусь. Потому что как раньше я не хочу. – Сама найду.
Эмир кивает, и Катюша вылетает из комнаты. Сбегает, вроде не заинтересованная. Но я же видела, как её глазки загорелись. Ей приятно, что Эмир не забыл о ней.
Сынок с воодушевлением всё рассматривает. Хватает каждую игрушку, к себе прижимает. Тянет мне рассмотреть. Я усаживаюсь на тёплый пол с подогревом, притягиваю к себе Мира. Пытаюсь успокоить. Он уже зевает, глаза трёт, но борется со сном. Потому что много разных эмоций. Ещё и на Эмира постоянно поглядывает. "Большой дядя" его на расстоянии интересовал. Вблизи пугает немного, но сын привыкает.
– Уйдёшь? – Прошу я мягко, чтобы не ругаться при ребёнке. – Эмир, мне нужно уложить сына. Он не успокоится.
– Ладно. Сумки принесу.
– Мужчина соглашается со скрипом. Явно не хочет этого, но не спорит. Уступает. И я это ценю. Потому что есть одна вещь, в которой я не готова никак уступать. И это касается детей. Я готова отстаивать их до последнего. Плевать мне на желания Эмира, если сын зевает.
С трудом у меня получается уложить Мира в кроватку. Он крутится всё время, не может успокоиться. Ему всё интересно. Особенно когда свет выключается – на потолке загораются маленькие люминесцентные звёздочки. Мир залипает на них, мне приходится срочно вспоминать про разные созвездия. Мы теснимся на маленькой кроватке, сын указывает на звёздочки.
– Класс, - зевает широко. – Квасиво, мам. Да?
– Да, милый, очень красиво.
Я поглаживаю сына по волосам, жду, когда он окончательно заснёт. Включаю маленький светильник, чтобы не пугался темноты. Детская продуманная до мелочей. Всё так, как я бы сама обставляла. Всё, к чему я привыкла, тоже под рукой. Эмир действительно подошёл серьёзно к этому вопросу. Постарался ради сына. Это вызывает слёзы. Из глубины идёт. Я так рада тому, что сын что-то значит для него. Он старается. То, чего мне так раньше хотелось. Невозможное, нереальное. Только во снах было. Как сердце щемило, от мысли, что Мир никогда не увидит отца. Что Сабуров не научит его кататься на велосипеде, плавать… А теперь… Всё это кажется нереальным. Иллюзией, такой жестокой и коварной. Я вот-вот проснусь. И
Мир тихонько сопит, а я пошевелиться не могу. Зелёные звёздочки размываются перед глазами, всё застилает пеленой. Ох. Боже, как же я скучала по нему. Как хотела… Вот всего этого! Большой дом для всех. Близость Эмира. Семья в её идеальном проявлении.
Я кое-как выбираюсь из кровати. В душе раздрай. Ощущение, будто мечта на меня бетонной плитой сваливается. Размазывает. Потому что всё так идеально, но при этом совершенно иначе. Не так, как я хотела. Близко. Недосягаемо.
Я прикрываю дверь в детскую. Закрываю рот ладонями, чтобы не вскрикнуть из-за страха. У стены меня поджидает Эмир. – Спит? – Уточняет тихо.
Я киваю. Горло сводит судорогой, я ничего не могу сейчас что-то сказать. Только рвано дышу.
В приглушённом свете всё кажется иначе. Эмир будто молодеет на несколько лет. Возвращается к моменту, когда я видела его в последний раз. Эта улыбка. Обволакивающий запах. Его жёсткая энергия, которая обнимает меня нежно и тепло. Всхлип всё-таки вырывается.
– Что не так?
– Эмир мгновенно напрягается. Пытается считать, что меня расстроило.
Я делаю шаг на ватных ногах. Приближаюсь к Эмиру, себя не контролирую. Я прижимаюсь к нему, обнимаю как получается. Утыкаюсь лицом в плечо, сильнее жмусь. Эмир замирает от моих прикосновений. Напряжённый, готовый к битве. Будто я пожалуюсь на что-то в темноте, и мужчина пойдёт бороться с монстрами.
– Я просто… – тяжело вдыхаю. – Я очень рада, что ты жив. Ты не представляешь как. Ты просто… Не исчезай больше. Даже если я не нужна, у тебя сын. И Катюша привязалась. И…
– Я никуда не уйду, - укладывает ладонь на мою спину, поглаживает. – Ты ещё не поняла этого, Злат?
– Молчи. Вот сейчас просто помолчи. Ничего не говори.
– Я прошу, потому что мне важна тишина. Важна эта иллюзия, что у нас всё прекрасно и будет хорошо.
Я поднимаюсь на носочки и прикасаюсь к губам Эмира лёгким поцелуем. Я хочу насладиться ожившей мечтой. А с последствиями буду разбираться завтра.
Глава 26
Эмир впервые, наверное, к моей просьбе прислушивается. Молчит. Только дышит громко и мышцы все еще напряженные. Подвоха от меня ждет?
Его рука уверенно лежит на моей спине, слегка поглаживает. А по коже моментально мурашки разбегаются в разные стороны.
Для каждого из нас это так странно. Мы привыкли иначе. Кричать. Ругаться. А после мириться в порыве страсти. Но сейчас... Я нуждаюсь в спокойствии. Просто вот так. Постоять к нему прижавшись. Ритм его сердца слушать. Дыхание. Жар тела на себя перенимать.
Я закрываю глаза и ещё плотнее прижимаюсь к нему, глубоко воздух вдыхаю.
Его тепло окутывает. Как будто в кокон запечатывает. Между нами сейчас как будто связь настраивается. Новая. Глубокая. Тесная.
Не знаю сколько мы так стоим. Но мне так хорошо. Но вдруг сзади раздаётся тихий, осторожный голос Катюши:
— Злата? Всё нормально?
Я тут же отстраняюсь от Эмира, вытирая лицо. Катя стоит в дверях своей комнаты, с мягко опущенными плечами, и на неё невозможно сердиться. Она смягчилась, хоть и пытается сохранить видимость прежнего недовольства.