Наследник для оборотня
Шрифт:
Лиля бодро сбежала с лестницы:
— Мы можем ехать домой?
Дагмар спокойно кивнул:
— Да. Пошли.
Марина начала выворачиваться из плена его рук:
— А как же Даша? Что с ней будет?
— О ней позаботится новый хозяин города.
Боже, это до сих пор звучало бредово и нелепо. Хозяин города? Ведьмы? Люди-звери? Призывающая Туман? Что ждет ее завтра? Путешествие по радуге и дорога из желтого кирпича? Радостные единороги и веселая семерка гномов?
— Не дергайся! — Дагмар встряхнул ее как бесполезный мешок и, обхватив пальцами локоть, повел за собой. — Ты поедешь
Лиля промолчала, а в Марине снова бешеной змеей взвилось чувство протеста:
— С чего это вдруг мы должны переехать к тебе? У нас есть свое жилье.
Он остановился и приподнял верхнюю губу, демонстрируя удлинившиеся клыки. Но даже они его почему-то не портили.
— Жилье у вас есть, но нет мозгов. Теперь вы обе под моей защитой. В первую очередь от самих себя.
Марина дернула рукой, пытаясь вырваться из его хватки. Но он и не думал ее выпускать.
— Единственный, от кого меня нужно защищать, — это ты! Оставь меня в покое. — Она снова попыталась выдернуть руку, и неожиданно он выпустил ее.
Марина едва не упала. В последний момент вцепилась в стойку. На полу больше никого не было. Только пятна крови выдавали, что здесь что-то происходило.
— В покое, значит? Ладно. Наверное, мне стоило оставить тебя в покое раньше. Но я зачем-то приехал. Больше не буду повторять таких ошибок.
Он отвернулся и подтолкнул Лилю в плечо:
— Шагай давай. Надеюсь, ты умнее, чем она.
Лиля бросилась к Марине:
— Ну ты чего? Уже поздно. Поехали.
Не-е-ет, пусть ее трижды назовут дурой, но будет стоять на своем до последнего. Ее не смогли сломить обезумевшие родители, и этому самовлюбленному психу это тоже не удастся. Наверное, думает, что делает ей одолжение, снизойдя до простого воспитателя. Она пешком пойдет до Логовца! Но не уступит ему ни на шаг.
Лиля по-прежнему мялась рядом. Марина видела, что та хочет поехать, но не совесть не позволяет оставить ее здесь одну.
Марина пожала плечами:
— Поезжай. А то вдруг господин Дагмар, — она с ненавистью выплюнула его имя, — передумает.
Дагмар запер на ключ потайную дверь и придвинул на ее место холодильник.
— Насчет нее не передумаю. — Его взгляд снова вспыхнул золотисто-оранжевым пламенем. Как мед на солнце. Невероятный цвет. Марина ненавидела себя за то, что продолжает и дальше увязать в его взгляде. Продолжает любоваться им… — В отличие от твоих, ее мозги пока еще на месте.
Лиля совершенно по-детски топнула ногой:
— Без Марины я никуда не поеду.
Дагмар кивнул до сих пор молчавшему Радвану, и тот, без лишний церемоний, подхватил Лилю на руки, закинул себе на плечо и вынес из кафе.
Дагмар повернулся к Марине. Его лицо опять стало холодным и равнодушным. Даже не верилось, что всего полчаса назад он отрывал чьи-то конечности и успокаивал ее.
— Захлопни дверь, когда будешь уходить.
Это все, что он сказал ей. Обыденно-скучным голосом. Таким… человеческим. Исчез тот рык, который она постоянно слышала, куда-то пропал бархат, который ласкал кожу, когда он признавался ей. Осталась только сталь. Холодная и гладкая. Ничего не выражающая.
Он
Марина не могла сдвинуться с места. Приросла к полу, наблюдая за тем, как он неторопливо идет вдоль зданий, заложив руки в карманы. Со стороны кажется, что прогуливается. Спокойный, уверенный в себе мужчина. И не скажешь, что только что он убил двоих, а потом признался в том, что не человек. И что им руководят какие-то идиотские инстинкты, которые заставляют его любить ее.
Он оставил ее! Не смотря на эту свою невероятную любовь, оставил! Но разве не этого она хотела? Марина саданула кулаком по стойке. Оставил в покое. Все, как она и просила. Какая готовность исполнять ее желания. Только почему-то в детдоме он не остановился. И в подземелье тоже. Как унизить ее и использовать, так он ее не слышит. А как оставить одну в месте, где только что произошло несколько жестоких убийств…
Марина зарыдала. Прижала ладони к лицу, понимая, что запуталась в собственных желаниях и чувствах. Ее раздирали десятки эмоций. Все, хватит! Пора прекращать быть тряпкой. Она взрослая девочка и уж как-нибудь доберется до дома.
То, что она воспринимает все происходящее, как само собой разумеющееся, вдруг испугало. Когда ведьмы, берсеркеры и колдовство успели стать частью ее жизни?
Марина вытерла слезы, размазывая по щекам потекшую косметику. Плевать. Она много чего пережила, переживет и это.
Внезапный запах гари отвлек от дурных мыслей. Марина вздрогнула, оборачиваясь, и тихо вскрикнула. На стойке зажигались и гасли крошечные огненные всполохи. Марина шагнула ближе. Те символы, похожие на древние буквы… Сейчас они почернели и казались только что выжженными. По краям загорались красно-золотые искры.
Что все это значит? Что происходит? За последнюю неделю ее жизнь превратилась в бардак. Все, что она так старательно выстраивала, оказалось разрушено. И это уже нельзя было восстановить. И чтобы разобраться в этой чертовщине или хотя бы не сойти с ума, ей нужно постараться понять, что происходит.
Марина решительно вытащила телефон и сфотографировала горящие символы. Если она чокнулась, никто кроме нее самой ей не поможет.
Едва в телефоне оказалась фотография непонятной надписи, как символы тут же потухли и исчезли. От удивления Марина даже провела ладонью по поверхности, не подумав, что она может быть горячей. Но та оказалась прохладной и совершенно гладкой. Ни одной царапинки. Как так? Марина перевела взгляд на снимок. Там надпись чернела, как и прежде. Были видны даже крошечные огоньки.
Господи, кто бы знал, что сходить с ума так страшно!
Она поспешила покинуть жуткое кафе. Как и приказал чертов придурок, плотно прикрыла дверь. Сначала не хотела, споря с собственной гордостью. Но благоразумие все-таки победило. Во-первых, он не увидит, что она послушалась. А во-вторых, мало ли кто сюда еще может забрести.
Снаружи стало совсем холодно. Сумрак накрыл город плотным покрывалом. По небу ползли тяжелые тучи. Наверняка, скоро начнется дождь. А она здесь одна. В чужом незнакомом городе. Понятия не имеет, куда идти и что делать. Она действительно не приспособлена к жизни. В двадцать шесть лет не умеет принимать взрослых решений.