Наследник для предателя
Шрифт:
– Мать нашла альбом, Кирилл. Посмотри, может, Вика права?
– Глупости все это… Но я посмотрю, так и быть. Ну, все же дразнили одноклассников в детстве? – обводит он нас взглядом.
– Не все, – категорично качаю головой я.
Кир открывает альбом и перечисляет детей по фамилиям.
– Это Петька Ивлев, добряк и толстяк. Я его видел недавно, мы обнялись и вспомнили старые времена. Это… Женька Степанов, а это… Ленка, Маринка…
– Смотри внимательно. Может, кто-то все же есть из обиженных.
– Антонина Ивановна, а разве Кирилл был в детстве
– Еще каким… Через день в школу вызывали. Он обижал детей. Дрался, девчонок дразнил. Потом как-то… перегорел, остепенился. За ум взялся. В десятом классе начал заниматься с репетиторами, окончил школу с серебряной медалью.
– Мам, а это… Смотри, ты помнишь ее? – спрашивает Кирилл, мгновенно бледнея.
Мы замираем и прикипаем взглядами к фотографии толстой невзрачной девчонки.
– Анфиса Баранова. Бабушка ее еще Фаня называла, – протягивает Антонина Ивановна. – Ты давно ее видел?
– Мам, я в шоке. Я… Анфиса. Фаня… Фаня… Ничего не смущает.
– Сте… Стефания, – выдавливаю я. – А как фамилия твоей Стефании?
– Блин, Вика… Она не моя.
– Вы ездили на море, – вздыхает Антонина Ивановна. – Неужели, ты ничего не заметил? Вот вообще ничего?
– Мам, это точно она… Анфиса Баранова и Стефания Ратнер – одно лицо. Я все думал, почему она мне кого-то напоминает? Спрашивал, не встречались ли мы раньше? Господи…
Кир роняет голову в ладони и часто дышит. Мы все в шоке от страшных догадок.
– Я травил Анфису. Издевался, смеялся. Ходили слухи, что она пыталась покончить с собой из-за лишнего веса и прыщей. Она походила на бронепоезд. Ни изящества, ни походки, про манеры я вообще молчу… А Стефания… Пятьдесят килограмм, брюнетка. Анфиса-то блондинка, как вы видите. Как я мог ее узнать?
– На то и был расчет, – протягивает Игорь Андреевич. – Она всю жизнь таила ненависть. Ждала подходящего момента, чтоб отомстить.
– На предприятии работает некто Иван Баранов. Думаю, он ее родственник. И…
– И тот, кто разбирается в тормозных тросах, – заканчивает реплику свекор. – Кирилл, а Стефания признавалась тебе в любви? Прости, что я спрашиваю, – произношу я. – Нет... И да... Вик, мне так жаль... Я все осознал еще в юности. Узнал о ее попытке самоубийства и меня, как током ударило. Кроме меня ее дразнил... Да все! Все! Почему она сделала виноватым меня? Я даже хотел прощение попросить, пришел на занятия после летних каникул, а Анфиса перевелась в другую школу. Больше я ее не видел. – Может, она мстит всем? Не исключено. – Это нужно проверять... Без Добровольского не обойтись. Вот мой близкий, школьный дружок – Антон Воробьев, – Кир показывает фотографию в альбоме. – Мы Анфису вместе дразнили. Надо бы с ним связаться. – Звони Борису. И надо выяснить, когда она сменила имя.
Глава 29.
Глава 29.
Кирилл.
Я раздавлен. Убит, размазан, обездвижен… Не кем-то, а собственными глупостью
А вот так… Можно было. И дело не во мне, а в ее радикальной трансформации. Когда мы отдыхали на Бали, я заметил тонкие, белесые растяжки на ее теле. Спросил, откуда они взялись? Стефания отшутилась. Отвела взгляд и напряглась. Так ничего и не ответила. Я замечал что-то странное – особенности ее питания и образа жизни.
Она каждый день бегала. Даже после страстной ночи вставала по утрам и бежала вдоль кромки океана…
А потом возвращалась в номер – измотанная, вспотевшая… Ежу понятно было, что Стефания следила за весом.
Всем было понятно, но не мне… Я и тогда думал о Вике. Отчаянно трахал другую, представляя на ее месте любимую… Ничего не замечал, никаких мелочей… Ее взглядов, биения сердца, слов… Ничему не придавал значения…
– Звоните Добровольскому, – произношу хрипло.
– Как, сынок? Я не понимаю… Не может человек ТАК измениться, – разводит руками отец.
– А вот так, пап. Она увеличила губы, скулы, подстриглась, покрасила волосы… Похудела, опять же… Килограммов на пятьдесят точно. Я не эксперт, в конце-то концов.
– Я написала ему, – произносит Вика. – Кир, а тот человек, который работает у тебя… Ее родственник. Может, стоит вызвать полицию?
– Давайте подождем Бориса Ивановича. Я ему доверяю.
Мне так стыдно… Я виноват в том, что пережила Анфиса. Я травил ее, дразнил других детей и настраивал на нее. Может, это я – причина ее попытки самоубийства? Все из-за меня?
Скорее всего, она меня любила. Иначе, как объяснить желание убрать с дороги Вику? Она знала, как я к ней отношусь. Точно! Расспрашивала меня, вспоминаю ли я о прошлом? Знала все, потому что сама все устроила… Только как? Мы не были знакомы со Стефанией в то время. Она появилась после нашего с Викой разлада.
– Дядя Боря едет, – вздыхает Вика, вырывая меня из задумчивости. – Кирилл, ты не виноват в том, что не узнал ее, слышишь?
– Я виноват в другом, Вик. Я унижал ее в детстве. Скорее всего, я – причина, по которой она хотела расстаться с жизнью. Любила меня… И я уверен, что она организовала все это… в гостинице.
Добровольский приезжает через полчаса. Озадаченный, задумчивый, он не отказывается от чая и угощений, стремясь разрядить напряженную обстановку.
– Иван Баранов – тот, кто подыграл ей в гостинице, – резюмирует он после нескольких глотков горячего чая. – Кирилл, у тебя не сохранились фотографии Виктории? Из той гостиницы… – мнется он.
– Нет, конечно.
– И у меня нет. Я вообще не знала о существовании этих фотографий, – вздыхает Вика. – Скорее всего, преступник удалил их, когда я спала. Борис Иванович, а Злата? Та, что работала в отеле? Она ведь может его опознать? Раньше мы говорили о некоем неизвестном злоумышленнике, а теперь можем предъявить фотографию. Ведь так?