Наследник для Шаха
Шрифт:
Прикрываю веки и дышу.
Сразу все становится на свои места, вспоминаю, что даже тогда в номере в тот день, когда Шахов взял меня в первый раз… он говорил по телефону со своей Аминой…
Именно осознание этого факта действует подобно острому ножу, который проходит по плоти, вырезает что-то внутри меня, слез нет.
Они внутри, кровавые ручьи, которые затапливают сознание.
Никаких обещаний. Ничего…
Все пыль.
Я всего лишь подстилка.
Есть жена.
Больно.
Поднимаю руку к груди. Кажется, что там прямо сейчас раскаленной иглой кто-то работает так, что я с трудом сдерживаю крик, слезы собираются в глазах, склоняюсь к коленкам и дышу, вдох через нос, выдох через рот.
Любить больно. Слишком больно. Невыносимо. Ровно так же, как и понимание, что тебя использовали. Поимели и взяли в пользование.
Выпрямляюсь в кресле, не хочу, чтобы у моей слабости были свидетели, не хочу, чтобы чужой человек видел, насколько мне больно, насколько мерзко чувствовать себя использованной.
Взгляд падает на сумку, там есть мобильник. Можно позвонить Аслану. И на эмоциях я так и делаю. Выхватываю телефон и звоню, хочу услышать его голос, хочу, чтобы сказал, что все это ложь, что он любит только меня…
Звонок срывается. Аслан не отвечает.
А моя первая слабость проходит. На секундочку захотелось, чтобы он меня обманул, сказал, что его жена для него ничто, что…
Дура. Сколько у него таких может быть с вечной присказкой, что с женой не сплю, только бизнес.
— Он говорил с ней в отеле…
Выдыхаю сквозь зубы.
Поворачиваю голову в сторону окна, наблюдаю за проскальзывающим городом. Я почти его полюбила, потому что Аслан показал мне другой мир. Мир, который очень сильно напоминал нарисованный, собранный из картона, карточный, который рассыпался, стоило прикоснуться кончиками пальцев.
Машина останавливается на перекрестке. А я замечаю пару. Мужчина и женщина. Оба склонились у коляски и спустя мгновение на руках у женщины оказался малыш, пара проходит мимо, а меня будто молнией поражает.
А что, если Аслану нужен именно мой ребенок. Не я. Не мое тело. А то, что я могу дать им с женой. Что, если его Амина бесплодна?!
Она знала, что я есть у него. Она знала мое имя.
Откуда?!
Амина не ревновала, не закатила истерику. Не стала кричать и проклинать ту, которая спит с ее мужем.
Если бы ее предали, реакция была бы иной.
Мысли взрывают мозг и где-то в подкорке проскальзывает знание, что, быть может, у Аслана несколько женщин, жен. Неважно.
У него может быть…
А вот я…
Я никогда не смирюсь, чтобы мой мужчина был с другой. Не приму такую реальность. Горькая усмешка рождается на губах.
Дело в том, Полина, что Аслан Шахов никогда не был
На этом мысли как-то заканчиваются. Просто бесцельно смотрю в окно, пока, наконец, автомобиль не останавливается у знакомого здания.
Дверь распахивается, и услужливый мужчина помогает мне выйти. Я ступаю в здание и чувствую себя какой-то жалкой, ненужной, обманутой, только кровь начинает кипеть и мчать по венам вместе с осознанием, что я никогда не отдам своего малыша чужой женщине.
Никогда.
Если я для достопочтенного семейства Шаховых что-то наподобие суррогатной матери, то где-то они прокололись.
Потому что под сердцем я ношу свою роднульку, свою кровиночку. Могут отобрать только вместе с мясом.
— Здравствуйте, Полина, как вы себя чувствуете? Есть жалобы? Обмороки были или уже прошли? — нахожу себя сидящей в кабинете доктора, отвечаю машинально на ее вопросы, пока женщина прищуривается и внимательно следит за моей мимикой.
Чувствует, что мне не так уж и хорошо.
Удивляюсь, как я еще могу держать лицо, как не падаю в дикую истерику, не реву и не бьюсь в судорогах.
Аслан меня обманул.
Не любил…
А я…
Мысли идут на второй круг, бьют наотмашь. Заставляют судорожно сжать дрожащие пальцы в кулаки.
— Мне не нравится, Полиночка, у вас лицо слишком бледное, глаза блестят как при горячке.
Поднимается из своего кресла и проходит вглубь кабинета, достает термометр, мерит мне температуру.
— Боль в горле? Простуда? Может, сопельки появились?
Отрицательно мотаю головой. Врач начинает как-то нервничать, и я понимаю, что нужно ее как-то расслаблять.
— Все хорошо, просто Аслан уехал, — говорю полуправду.
Да, я скучала по нему еще несколько часов назад, когда он уезжал, но потом…
Потом меня ввели в состояние ступора, когда хоть ножом режь — не почувствую.
Душа болит. Это совсем другое и не сравнимо ни с чем.
До врача, наконец, доходит, что, возможно, пациентка просто скучает, поэтому женщина улыбается как-то тепло, лучезарно, словно понимает, что такое разлука для любящих сердец, и немного бурчит:
— Я господину Шахову говорила, что для здоровья ребенка важно, чтобы мамочка была всегда жизнерадостная и на позитиве. Гормоны радости очень важны…
Дальше не слушаю. Последняя капелька падает и открывает то, о чем я и так подозревала. Зачем меня держать на цепи, если я сама добровольно сдамся в плен страсти Шахова, влюблюсь как последняя дура, и буду только рада быть рядом с ним, делать все, что он хочет, чтобы потом…
А что потом?!
Потом моя радость будет ему до одного места, он отнимет у меня ребенка и будет счастливо жить со своей Аминой, а я?