Наследник фараона
Шрифт:
У них нет наемников, как у цивилизованных народов, а только собственные воины, люди, разделенные на разряды соответственно их воинскому званию. Таким образом, самые выдающиеся — те, кто может позволить себе держать колесницу, и их положение определяется не происхождением, а умением владеть оружием. Все мужчины, годные по возрасту к службе, ежегодно собираются для военных упражнений под руководством своих командиров. Хаттушаш не торговый город, как другие большие города, но в нем полно кузниц и мастерских, из которых доносится равномерный стук молотков, ибо там куют наконечники для стрел и копий, колеса и остовы колесниц.
Ко времени
Сначала казалось, что в Хаттушаш мало дел для врача, ибо, как я понял, хетты стыдились болезней и скрывали их, пока могли. Слабых и уродливых детей убивали при рождении и больных рабов тоже предавали смерти. Поэтому их врачи были мало искусны, невежественны и неграмотны, хотя и лечили раны и контузии довольно хорошо, а также имели неплохие средства для заболеваний, свойственных горным областям, средства, понижающие жар; о них я был рад узнать. Но, если кто-либо заболевал неизлечимой болезнью, он предпочитал смерть лекарству, чтобы не остаться искалеченным или хилым на всю остальную жизнь. Ибо хетты не боялись смерти, как боятся ее цивилизованные народы, но страшно опасались слабости.
Все же в основном все большие города похожи так же, как похожи богатые и знатные во всех странах. Когда моя известность распространилась среди людей, некоторые из них пришли в мою гостиницу, ища исцеления; их болезни были знакомы мне, и я мог вылечить их. Но они предпочитали приходить ко мне переодетыми, тайком и под покровом темноты, чтобы не умалять своего достоинства. По этой же причине они давали мне щедрые подарки, и в конце концов я получил в Хаттушаш много золота и серебра, хотя сначала боялся остаться нищим.
Манера поведения хеттов была строгая, и мужчины из высших классов не могли появиться пьяными на улице, не уронив себя, но, как и во всех других больших городах, они все-таки пили много вина, а также губительные смешанные вина. Я лечил спазмы, вызванные этим, и унимал дрожь в их руках, когда они должны были появиться перед царем. Я позволял Минее танцевать для их развлечения; они очень восхищались ею и дарили ей богатые подарки, не желая от нее ничего больше, ибо хетты были щедры, когда им что-то нравилось. Завоевав таким образом их доброе расположение, я решил расспросить их о многом таком, о чем не мог спрашивать открыто. Многое я узнал от хранителя царских архивов, который говорил и писал на разных языках, имея дело с иностранной перепиской царя, и не был связан обычаями. Я предоставил ему думать, что я был безвозвратно изгнан из Египта и что единственная цель моего путешествия за границу — приобрести богатство и знания. Он верил мне и охотно отвечал на мои вопросы в благодарность за хорошее вино и танцы Минеи.
— Почему Хаттушаш закрыт для чужеземцев? — спрашивал я его. — И почему караваны и купцы держатся определенных дорог, хотя ваша страна богата и ваш город может соперничать в чудесах с любым другим городом? Разве не было бы лучше, если бы другие узнали о вашем могуществе и восхваляли вас между собой, как того заслуживает ваша страна?
Он пригубил вино и ответил, жадно блуждая глазами по стройному телу Минеи:
— Шуббилулиума, наш великий царь, сказал при восшествии на трон: «Дайте мне тридцать лет, и я превращу землю хеттов в самую могущественную державу, какую когда-либо видел мир».
Эти тридцать лет вот-вот истекут, и я думаю, что вскоре мир услышит о земле хеттов больше, чем хотел бы знать.
— Но в Вавилоне я видел, как шестьдесят раз по шестьдесят на шестьдесят человек прошествовали мимо своего царя, и топот их ног походил на рев моря. Здесь, я, может быть, видел всего десять раз по десять воинов одновременно, и я не могу понять, что вы делаете со всеми колесницами, которые строят сейчас в мастерских города. Зачем нужны колесницы в горной стране? Они предназначены для сражений на равнинах.
Он рассмеялся.
— Для врача ты слишком любопытен, Синухе-египтянин! Может быть, мы зарабатываем свой хлеб, посылая колесницы царям равнинных стран. — Он многозначительно сузил глаза.
— В это я не верю, — смело сказал я. — Так же охотно волк ссудит зайцу свои клыки.
Он разразился хохотом, ударяя себя по коленям до тех пор, пока из его чаши не пролилось вино.
— Я должен рассказать об этом царю! Может быть, даже в течение твоей жизни тебе случится увидеть большую охоту на зайцев, ибо правосудие у хеттов не такое, как на равнинах. В твоей стране, я полагаю, богатые правят бедными, в нашей — сильные правят слабыми. Мир получит новый урок еще до того, как поседеют твои волосы, Синухе.
— Новый фараон в Египте также имеет нового бога, — сказал я с притворным простодушием.
— Я знаю это, потому что читаю всю переписку царя. Этот бог, большой любитель мира, заявляет, что любой спор между народами можно решить мирным путем. Мы ничего не имеем против этого бога, нет, он очень нравится нам — пока правит в Египте и на равнинах. Ваш фараон послал нашему великому царю египетский крест, который он называет символом жизни, и, конечно, у него будет мир в течение нескольких последующих лет при условии, что он пришлет нам много золота, дабы мы могли накопить больше меди, железа и зерна, построить новые мастерские и соорудить колесницы в большем количестве и более тяжелые, чем прежде. Для всего этого нужно много золота, и наш царь собрал здесь, в Хаттушаш, искуснейших оружейников из различных стран и щедро награждает их. Но почему он делает это, мне кажется, не может предугадать ни один врач!
— Будущее, которое ты предсказываешь, может быть, по душе воронам и шакалам, но меня оно не радует, и я не вижу в нем повода для смеха. В Митанни много рассказывают о великих преступлениях в этой пограничной стране — истории такие страшные, что я не стану повторять их, ибо все это не пристало культурному народу.
— А что такое культура? — спросил он, наполняя свою чашу. — Мы тоже умеем читать и писать и собирать пронумерованные глиняные таблички в наших архивах. Наша цель — вселить страх во все вражеские народы, чтобы они покорились нам без сопротивления, когда придет время, и таким образом спаслись от ненужного ущерба и потерь. Ибо мы не любим разрушения ради разрушения; мы предпочитаем присоединять страны и города в неповрежденном состоянии, насколько это возможно. Слабый враг — это враг наполовину побежденный.