Наследник Фархада
Шрифт:
Настроение улучшилось. Все же какие-никакие, а трофеи! А уж иметь в экипировке такую вещь, какой ни у кого нет — это для любого солдата верх престижа. Не говоря уж про то, что были эти белогвардейские лопатки куда легче, удобней и надежней нынешних — норовящих сломаться от одного чиха.
— Ну что, Рустик — дальше полезем? — захлопнул Вольф крышку «клада».
— Туда? — Рустам без энтузиазма глянул на узкий проем под потолком, — Блин, перемажемся же, пока протиснемся…
— Так затем же комбезы и надели, — пожал Вольф плечами, — Ладно, давай я первым полезу…
Вскарабкавшись
— Все, Рустик — кончился ход! — гулко прозвучал его разочарованный голос, — Стенка дальше.
— Ну и лезь обратно, — откликнулся Рустам, — Через полчаса уже на построение топать.
— Щас… Ого! Ну ни фига себе!
— Чего там?! — вмиг напрягся Рустам.
— Написано чего-то… Я полез! — и Вольф, шустро вихляя комбезным задом, исчез в проеме.
Отталкиваясь коленками и локтями от острых обломков, пролез вслед за ним и Рустам. Ход заканчивался глухой стеной. Стена была древней, без каких-либо признаков проникновения сквозь нее. Но зато на ней теснилось множество надписей. Верхняя, под самым потолком, была начертана жирным черным карандашом. Строгие, выписанные почти академическим шрифтом буквы складывались в слова: «Привет всем будущим кладоискателям и исследователям таинственных подземелий! Никаких кладов здесь нет, мы проверили. Ну и пусть, зато интересно было! Как у вас в будущем дела? У нас — все хорошо! А скоро будет еще лучше! Курсанты Вересов, Нахабин. 15 мая 1937 г.».
— Да уж, офигительно лучше у них будет… — пробормотал Вольф, — Тридцать седьмой… Это же когда чекисты всех подряд начали грести — за всю мазуту…
— А ты откуда знаешь?
— Дед рассказывал…
Остальные надписи были выполнены мелом, краской, а некоторые — просто выцарапаны:
«Мы освободили Западную Украину и Белоруссию! К-т Шадрин, 1940 г.».
«Мы разбили немцев под Курском! Гитлеру — кранты! К-т Бойко, 1943 г.».
«Наши войска разгромили самураев. Американцы сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Война кончилась, а мы на нее так и не успели. Но мы еще повоюем за торжество коммунизма во всем мире! Да здравствует товарищ Сталин!! К-ты Звягин, Паперник, октябрь 1945 г.».
«А у нас — ГАГАРИН!!! УРА!!! К-т Губайдуллин, 10.05.1961 г.»
«Мы вломили чехам! К-ты Кудараускас, Перцев, 1968 г.»
Последняя надпись была лапидарной, как послание Юлия Цезаря сенату:
«ДМБ-74 — Тамбов. Никифоров».
— Во, блин — история… — выдохнул Вольф, поводя лучом фонаря по стене, — Напишем тоже чего-нибудь?
— Давай. А про что писать-то? — замешкался вдруг Рустам, — У них-то вон чего было… А у нас?
— Ну. У нас тоже есть про что…
— Ну так про что напишем? Про двадцать четвертый съезд КПСС?
— Да иди ты. Во, давай про «Салют» напишем! Ну, про орбитальную станцию.
— Н-ну, можно… А еще про что? У нас в Ташкенте метро построили…
— А про Олимпиаду в Москве?
— Так это в будущем году только будет.
— Елки, так про что писать-то, если все нормально? Про то, что с колбасой в последнее время что-то хреновато дела обстоят?
— Да не смеши. Кому это интересно читать будет? И вообще, чего это здесь в России так без колбасы страдают? У нас в Узбекистане и без нее хорошо: плов, самса, шашлык-машлык…
— Блин, Рустик, завязывай! И так жрать уже охота! Пиши что-нибудь, да полезли обратно — на ужин уже собираться пора, бигус остывает
— Ну ладно, — Рустам достал из кармана кусок мела и, чуть помедлив, вывел четким почерком: «У нас все нормально! К-ты Богомолов, Садыков — 1979 г.».
— Ну и написал! — хмыкнул Вольф, — Вот лет через двадцать залезет кто-нибудь сюда, посмотрит и решит, что у нас вообще ничего интересного не было…
Ошибался Женька, ошибался. Уже через пол-года полыхнет Афган. А затем наступит то самое «интересное время», жить в котором, согласно древней китайской пословице, не пожелаешь и врагу…
Вечером, в курилке, отчищая царскую лопату от ржавчины куском наждачки, Рустам похвалился трофеем перед приятелем Вовкой Зубковым. А заодно рассказал о наскальных надписях в подземелье.
— Классно! — одобрил Вовка, — Слушай, Рустик, а — давай к нам в музей, экскурсоводом? Ты же, как я понял, историю любишь? Я уже почти год там — интересно, знаешь…
— Да ну, ты что! — отмахнулся Рустам, — Куда мне…
— Туда тебе. Давай, чего там: дело нехитрое.
— Да брось! Скажешь тоже. На фиг оно мне вообще? И так времени нету…
— Вот времени-то как раз побольше будет. Пошлют тебя в воскресенье на территорию долболедизмом заниматься — и все, весь выходной там и промудохаешься. А так — звякнул в музей, тебя и вызвали: с понтом, срочная экскурсия. А там хочешь — конспекты учи, хочешь — с девчонками болтай. И вообще.
— Что — «вообще»?
— Ну. Дикцию выработаешь, методические навыки приобретешь. Это ж все пригодится, как в войска пойдем, скажешь — нет? Да и просто интересно же, в конце-то концов!
Рустам хмыкнул, качнул головой, задумался. А фигли, в самом-то деле?
— Ладно, можно попробовать. А меня возьмут?
— Я отрекомендую, не дрейфь.
Так Рустам и стал внештатным экскурсоводом рязанского музея истории воздушно-десантных войск.
Кавалер почетной грамоты
Если кто-то думает, что работа музейного экскурсовода — занятие исключительно для пыльных бабушек, то он сильно ошибается. Это смотря какой музей! Большинство экскурсоводов музея истории ВДВ были как раз молодыми — курсанты училища и девчата — парашютистки. И занимались все они без исключения этим делом совершенно бесплатно. Почему? А вот потому. Интересно. Нравилось. И вообще — когда еще в жизни доведется настоящий пулемет «Максим» разобрать-почистить? Или уложить парашют, с которым катапультировался сам Пауэрс с подбитого U-2? Ну, а про то, что еще можно под благовидным предлогом улизнуть с самоподготовки или парково-хозяйственного дня, упоминать не будем, и так ясно: должен же человек хоть как-то быть вознагражден за бескорыстные труды! А труды, если честно, были. И немало.