Наследник фортуны
Шрифт:
— А-а-а, Шипицин! — наконец обрадованно выдохнул Леопольд Христофорович, сощурив глаза, вокруг коих сразу же испуганно разбежались мелкие морщинки. — Не опоздали-таки. Славно, славно. Рад вас приветствовать.
— Моё почтение, сударь, — кивнул я ему, собираясь пройти мимо.
— Не торопитесь, юноша. Уделите мне минуту вашего времени. Я давеча узнал, что мой добрый друг, его высокопреосвященство архиепископ Серафим, в пятницу, ближе к вечеру, открывает двери своего дома для людей, тяготеющих к знаниям. Я уверен, что прибудет множество
— Звучит заманчиво, — честно произнёс я.
Подобный выход в свет мне действительно полезен. Хотя, конечно, слегка подозрительно, что Христофорович обнаружился чётко на моём пути, да ещё и делает такие приглашения. Однако я могу в итоге и не идти, если почувствую опасность. Надо будет Сафронова и Романову расспросить об этом архиепископе.
— Так значит вы придете?
— Приложу все усилия, дабы очутиться в доме его высокопреосвященства. А теперь позвольте мне откланяться. Дела зовут.
— Всего доброго, юноша.
Я кивнул на прощание и продолжил свой путь.
Актовый зал располагался на втором этаже, из-за чего мне пришлось подняться по чугунным ступеням лестницы с коваными перилами. Она привела меня в коридор с побелённым арочным потолком. И тут произошла уже вторая за сегодня неожиданная встреча. Мимо кабинетов с лакированными дубовыми дверьми куда-то топал Кондратьева.
— Максим! — позвал я его.
— Ах вот ты где! — обрадованно выдохнул он, после того как резко развернулся на каблуках поношенных ботинок, блестящих от ваксы. — А я рассчитывал отыскать тебя возле актового зала.
— Как прошла твоя встреча с Орловой?
— Ты был прав. Секундантом оказался один из её домочадцев, — проговорил Рыжик, двинувшись мне навстречу. Встретились мы около окна со свежеокрашенной деревянной рамой. — Некий дядюшка, Илья Петрович. Вероятно, полнейший банкрот, раз живёт у племянницы. Позор. Но человек приятный, с отменными манерами. Мы условились, что дуэль пройдёт в среду, за городом, в Александровском лесу на закате, как только солнце коснётся горизонта. Это я настоял. Поэтично, да?
— Очень.
— Стреляться станете с двадцати шагов из револьверов «Гассер». Хорошие австро-венгерские машинки. У каждого в барабане будет по одному патрону. Сперва расходитесь в разные стороны, а потом сходитесь. Стрелять можно с любого расстояния, но помни, ежели промахнёшься или только ранишь, то останавливаться не смей, иди дальше, даже если этот итальяшка решит выстрелить в упор. Честь дворянина дороже жизни.
— Интересный нас ждёт вечерок, — с усмешкой прошептал я и отрешённо заметил группу приближающихся юнцов. Они прошли мимо нас, громко восторгаясь универом. Кажись, мои будущие однокурсники.
— Верно. Но ежели бог даст, то ты вернёшься из леса живым. Илья Петрович рассудил, что да, лекарь на дуэли понадобится. А ещё он пригласит
— А я гляжу, ты в меня крепко веришь.
— Верю, но шансы против тебя.
— Значит, ты станешь более верующим, когда я выйду победителем из этой дуэли, — дерзко проговорил я, небрежно вытащил из кармана луковицу часов, откинул крышку и глянул на время. — Мне пора идти.
— Я сопровожу тебя. Заодно и с Морозовым перемолвлюсь. У тебя же и с ним дуэль. Как говорится в народе, наш пострел везде поспел.
— Условия назначай такие же, как и с Пацци, — проинструктировал я парня, двинувшись в сторону актового зала. Туда уже десятками шли улыбающиеся молодые люди.
— Хорошо. А после грядущего мероприятия предлагаю сходить в тир, а то стрельба в городе запрещена. Даже каторгой могут наказать. Тебе же надо с револьвером поупражняться. Вот и сходим в тир. Есть тут один недалече. В него младшие офицерские чины наведываются. Горячие головы. Стреляются или бьются магией из-за любого дурного слова или кривого взгляда. Армия столько на войне не теряет молодых офицеров, сколько от дуэлей в мирное время.
Я кивнул, а потом задал вопрос, который мучил меня ещё со вчерашнего вечера:
— Максим, а какая способность дара у профессора Сафронова? Он умеет управлять голосом?
— Угу. Иной раз так гаркнет, что аж кровь из ушей хлещет, а птицы с небес дождём сыплются. Он мог бы стать известным певцом, да только его с ума свели эти псевдонаучные бредни о других мирах. Надеюсь, ты-то в них не веришь, а вступил в его клуб только из-за Варвары Ульяновны?
— А ты, значит, в клубе лишь из-за Ядвиги Робертовны? — криво улыбнулся я, искоса посмотрев на пасмурное лицо Рыжика.
— Ага, — ответил он, ни капельки не смутившись. — В душу она мне запала. Даже минувшей ночью снилась.
Мой насквозь порочный мозг сразу же представил, что именно снилось парню, но он явно не это имел в виду. Да и глаза у него блестели вдохновенно, а не масляно. Нет, ему точно не польская порнуха снилась.
— Ну, Максим, вчера ты себя вёл ого-го. Может, ледяное сердце Ядвиги Робертовны немного и оттает. Кстати, я поутру в трактире слышал, что полицейские установили личность бомбиста. Дескать, с Горелки он. Что это вообще за Горелка такая?
Рыжик как-то разом помрачнел. Его брови столкнулись над переносицей, а на лбу появились извивающиеся морщины.
А когда он заговорил его голос прозвучал глухо, будто из подвала:
— Горелка — это такое место, где человек в добротной одежде и со всеми зубами — большая редкость. Там кругом бараки и нищета. Эдакая крестьянская Россия в миниатюре.
В словах парня прозвучали отголоски затаённой боли, которые прошлись по моей спине опасной бритвой. Я ведь тоже не в шелках рос. Настроение сразу же пошло по нисходящей.