Наследник императора

Сентябрь 857 года от основания Рима [1]

Дорога между Берзобисом и Дробетой [2]

– Не езди один, господин… – Говоря это, раб старательно делал вид, что высыпает из деревянного ведра опилки на двор почтовой станции. – Час назад прибыл легат со свитой. – Раб мотнул лохматой головой в сторону повозки, из которой выпрягли мулов. – Они отправятся в Дробету завтра поутру. Езжай с ними…

– О чем ты? – Приск оставил в покое упряжь жеребца и повернулся к Попрыгунчику. На почтовой станции центурион не менял коня, а лишь воспользовался стойлом и кормом государственной службы.

Резвый достался ему недорого из-за вздорного нрава и пугливости. Но Приск любил дерзкого жеребца, каждый день проверял, нет ли потертостей на спине, осматривал – не сбиты ли копыта. Ненадежные подковы, которые вечно сваливались, он не использовал.

Раб огляделся – нет ли кого поблизости. Ссадина на его скуле почернела, а глаз полностью заплыл. На тунике (рубаха всего одна, так и не постирал) засохли пятна крови. Вид у парня был еще тот.

– В таверне всякое говорят… Люди глупые, думают: уши у меня проколоты, я и не слышу ничего, а я слышу…

– И что такого интересного ты услышал, Попрыгунчик?

Прозвище рабу как нельзя подходило: он редко стоял спокойно, а, двигаясь, все время смешно подпрыгивал. «Если бы Резвый родился человеком – выглядел бы так же нелепо», – подумал Приск и улыбнулся.

– Ничего такого. Но одному тебе опасно ехать в Дробету. Это точно. Клянусь Аполлоном-Спасителем!

– Что за легат? Командир легиона? Какого?

– Нет, командует не легионом. Выше бери. Зовут Гней Помпей Лонгин [3] . О нем тут на станции часто болтают.

– Помпей Лонгин? – Приск изобразил задумчивость. А сердце забилось сильнее. Центурион едва сдержал торжествующую улыбку. Неужели возможно такое совпадение? Вот так повезло! Судьба! А он даже не сулил поставить Фортуне алтарь. Бескорыстно решила помочь капризная богиня…

– Помпей Лонгин, говоришь? – До конца в такую удачу не верилось. – Ты не ошибся?

– Точно, господин.

Приск на миг задумался: нет, не о том размышлял – оставаться или нет, а как оказаться подле Лонгина будто невзначай. Ненавязчиво. Будто и не стремился сам – просто Судьба свела. Вот именно – Судьба.

– Отведи-ка Резвого назад в конюшню да пригляди, чтобы ему засыпали самого лучшего корма, – приказал центурион Попрыгунчику.

Это прозвучало так: «Я последую твоему совету».

На почтовую станцию центурион Гай Осторий Приск прибыл накануне поздно вечером и, едва перекусив, завалился спать в гостинице при станции. Проснулся он поздно: торопиться центуриону было незачем – от отпуска оставалось несколько дней, но в Эск домой он уже не успевал, а возвращаться до срока на службу в Дробету тем более не хотелось. А главное, известие, что он должен был сообщить Кориолле, было печальным. Он представил, что все эти дни она надеялась, ждала, радостно замирала при стуке в дверь… И… ничего. Еще одно ложное известие, еще одна безрезультатная поездка. Четвертая за два года. «Последняя», – решил для себя Приск.

Наконец ближе к полудню, поднявшись и плотно поев, он вышел во двор, где и стал свидетелем обычной в общем-то сцены. Один из станционных рабов, волоча полное ведро воды, споткнулся и расплескал половину на каменные плиты. В теплый летний день почти и не провинность даже. Нерасторопный раб заслуживал окрика, на крайний случай – удара палки, чтоб в следующий раз внимательней смотрел под ноги. Но один из станционных рабов, судя по новенькой тунике и дорогим сандалиям – рабский начальник, вытянул Попрыгунчика от всей души раза три или четыре палкой, а потом, сбив на землю, принялся еще и ногами охаживать. При этом ведро опрокинулось и расплескалось окончательно. Несчастный закрывался руками, но напрасно – удары всякий раз приходились по голове и ребрам, а истязатель еще норовил добавить в пах и все бил и никак не мог насытиться. Приск, разозленный такой неуемностью, устремился к палачу, сгреб его левой рукой, а правой угостил ударом в челюсть.

– Будь болен! – пожелал истязателю.

Потом отпустил, отступил на полшага и еще раз ударил, в этот раз от души. Раб отлетел на несколько шагов, впечатался спиной в колесо стоявшей неподалеку повозки.

– Ты – на императорской службе, твое дело – служить, а не калечить собственность императора. – Произнеся сию поучительную речь, Приск обернулся к бедолаге, что теперь сидел, скорчившись, и отирал кровь с разбитой губы. – Как тебя кличут?

– Попрыгунчик, – сообщил тот.

На склоненной недавно обритой голове алел свежий шрам, который вновь начал кровить – видимо, уже не в первый раз доставалось Попрыгунчику от начальства. По закону несчастный раб, избиваемый господином, мог искать защиты подле статуи императора – лишь бы суметь добраться до этой статуи и воззвать к гражданам, а вернее, к представителям местной власти. Но то, что можно было сделать в Риме, любом городке Италии или романизированной провинции, здесь, на окраине римского мира, казалось недостижимым. С другой стороны, мысль о статуе выглядела очень даже симпатично.

– А кстати… – проговорил центурион задумчиво, оглядывая двор почтовой станции. – Почему у вас нет статуи императора Траяна? Или хотя бы посвятительного алтаря? Что за недосмотр? А? Неужели вы не чтите нашего наилучшего принцепса [4] ?

Побитый начальник, готовый возмутиться по поводу незаконных действий и пообещать центуриону жалобу на целый двойной свиток, замер с раскрытым ртом. По тому, как скуксилась синеющая с одной стороны физиономия любителя распускать руки, Приск понял, что попал в слабое место. Он даже без труда восстановил нехитрую цепь событий: рабы скинулись из скудных своих доходов (в основном мелких подачек проезжающих) на какой-нибудь недорогой алтарчик, но деньги непостижимым образом застряли в денежном сундуке старшего стационария [5] .

– Я как раз хотел заказать, – пробормотал раб-начальник, спешно оглаживая растрепанные волосы и склоняясь в льстивом поклоне. – Да вот не ведаю, где…

– Дело поправимое, – оборвал его Приск. – В Дробете осталось немало статуй, показавшихся Аполлодору [6] неподходящими для его великолепного моста. Но для твоей станции они вполне подойдут. Можешь выбрать за умеренную цену.

– Так и сделаю, центурион. Благодарю за блестящую мысль, великолепный! – заюлил побитый жулик.

– Заткнись, – оборвал его Приск и повернулся к Попрыгунчику. – Мой тебе совет: если опять начнут истязать, ты, парень, сразу шмыг под статую и ори про защиту. Траян, даже каменный, никого в обиду не даст.

Это происшествие немного развеселило Приска и отвлекло от мрачных мыслей. Он вернулся в гостиницу собрать вещи, однако не торопился уезжать: решил проверить, не кинется ли оскорбленный начальник-раб избивать раба-подчиненного. Чтобы скоротать время, он достал таблички и принялся сочинять письмо для Кориоллы. Стиль, обычно бойко порхавший, сейчас то и дело увязал в воске, как муха в густом дакийском меду: новость, о которой сообщал своей возлюбленной центурион, была дурная. Дописав кое-как письмо и запечатав, Приск собрался и вышел во двор… Вот тогда Попрыгунчик, уже взнуздавший и выведший из конюшни Резвого, вдруг заговорил о прибытии легата.