Наследник Клеопатры
Шрифт:
– Он мне не друг, – с раздражением отозвался Цезарион.
– Нет? – удивилась она и после небольшой паузы продолжила: – Так почему же он платит нам, чтобы мы за тобой ухаживали?
– Он рассчитывает на то, что я щедро его отблагодарю. Женщина засмеялась, обнажив почерневшие зубы. Смех ее звучал неприятно и зло. Он отвернулся от нее, невольно подумав о том, что лучше бы на ее месте оказалась та девушка.
– Ты богат, не так ли? – спросила женщина хриплым голосом. – Ты из того лагеря, который стоял в горах, да? Говорили, что это особый отряд и его отправила сама царица. Я подумала, что там много
Он оттолкнул руку женщины и посмотрел на нее с холодным презрением.
– Что ты об этом знаешь? – спросил он. Она рассмеялась.
– Об утехах? О, молодой господин, лучше скажи, что я могу об этом не знать!
– О лагере в горах! Она снова рассмеялась.
– Да ладно тебе! Ваш военачальник присылал сюда, в Гидревму, людей за овощами. Ты думаешь, мы не знали, что ваш отряд остановился неподалеку от нас? Что же случилось с лагерем и твоими друзьями, молодой господин? На вас напали враги? Или то были разбойники?
Цезарион пристально смотрел на нее, не зная, что ему ответить.
– Этот грязный караванщик, которого ты не считаешь своим другом, сказал, что нашел тебя на дороге, – доверительно произнесла она, как будто раскрыла ему секрет. – Он также сообщил нам, что Александрия пала. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло, молодой господин! Если это варвары, я боюсь, что они придут сюда и утащат моих девочек.
Женщина не выглядела испуганной, скорее заинтересованной. Он вдруг понял, что она будет предлагать «утехи» варварам с такой же готовностью, как и грекам, а если те попытаются забрать ее «девочек», прежде всего позаботится о том, чтобы взять с них денег. Более того, Цезарион ни минуты не сомневался, что она продала бы и его, – был бы только спрос. Эта сводница, не колеблясь ни минуты, подойдет к любому римлянину, который появится в Гидревме в надежде достать воды, овощей или просто для того, чтобы выведать нужные сведения. Она может даже послать кого-нибудь в лагерь, чтобы узнать, не желает ли кто «девочку» и не ищут ли они беглеца.
– Занимайся своим делом! – повелительным тоном приказал ей Цезарион и поджал губы.
Он сидел, не шевелясь, пока она разматывала повязку, и думал о том, как бы заткнуть ей рот. Может, пригрозить? Но чем? Он ранен и совершенно обессилен. К тому же за уход, который она ему оказывает, платит другой человек. А может, дать ей фибулу в обмен па молчание? Но эта неприятная особа возьмет ее, а затем все равно выдаст его. Она ведь обычная шлюха и сводница. И почему Ани обратился за помощью к шлюхам? Неужели нельзя было найти порядочных женщин, которые бы ухаживали за ним? Сдерживая переполнявшее его негодование, Цезарион глубоко вздохнул. Наконец повязка была снята.
Морщась от боли, он опустил глаза. В правом боку было две раны: глубокая колотая рана между нижними ребрами и короткий надрез, который находился чуть выше этого ранения. Льняные прокладки, подложенные под повязку, пропитались кровью, а кожа вокруг ран припухла и покраснела. Цезарион смотрел на собственное израненное тело со смешанным чувством удивления и некоторого отвращения.
Женщина заохала.
– Разбойники в этих краях ранят при помощи стрел издалека, а «близи используют ножи и палицы, – заметила она. – О, молодой господин, это были заморские варвары! Я точно знаю! Почему ты не хочешь рассказать о них? Они преследуют тебя? Ты убил одного из них?
– Прикуси свой язык! – в отчаянии крикнул Цезарион и опять подумал о том, как бы заставить ее молчать.
Брови женщины удивленно взметнулись вверх, но она послушно умолкла. Придвинув к тюфяку чашу с водой, которую она принесла с собой, женщина начала с помощью губки промывать его рану. Вода была солоноватой и обжигала воспаленную кожу. Юноша, прикусил губу, приложил мешочек с травами к лицу и глубоко вдохнул.
В этот момент Цезарион услышал чьи-то шаги, и через мгновение в палатку вошел Ани. Запыленный, с всклокоченными волосами, он, казалось, был в дурном расположении духа. Увидев, чем занимается женщина, египтянин проворчал:
– Ясно.
Затем он подошел поближе и встал за ее спиной, наблюдая, как она промывает рану. Цезарион с негодованием подумал о том, что караванщик смотрит на него так, будто оценивает свою покупку.
– Лучше, чем могло быть, – заметил Ани, когда женщина закончила и поднялась, чтобы выплеснуть воду из чаши. – Ты так верещал сегодня утром, что я, грешным делом, подумал: «Все, тебе конец». Наверное, твои крики были слышны даже возле загона для верблюдов.
Цезарион промолчал в ответ, понимая, что речь шла об истошных воплях, которые обычно бывают во время приступа. Он никогда себя не слышан, поскольку терял сознание, но хорошо знал, что все так и было.
– Я отправляюсь примерно через час, – продолжил египтянин. – Но мне кажется, что тебе нужно побыть здесь еще пару дней. Однако я мог бы отвезти письмо на корабль. Ты же умеешь писать?
– Конечно же, я умею писать! – с презрением воскликнул Цезарион. – Но дать тебе письмо я не смогу.
«Потому что я тебе не доверяю», – подумал он. Ани, без сомнения, прочитает письмо перед тем, как передать его, или найдет кого-нибудь, кто сможет ему прочитать, поскольку сам он, вероятнее всего, грамоте не обучен. Если же египтянин узнает, кем на самом деле является Цезарион, он выдаст его без промедления, как и эта шлюха.
– Ты боишься, что твои друзья, узнав о случившемся, не станут дожидаться тебя и уплывут? – вкрадчиво спросил Ани.
– Да, – сдерживая гнев, ответил Цезарион. По сути, это было какое-никакое оправдание, и к тому же именно так поступили бы на корабле, если бы он отправил письмо, подписанное чужим именем.
– Верные и преданные друзья! – подбоченившись, едко заметил Ани. – И все же я думаю, мальчик, что тебе необходимо полежать еще пару деньков. Вчера ночью ты бредил, а под утро, как сказала Сцилла, стал кричать от боли и впал в беспамятство.
– Он метался, а у рта появилась пена, – подтвердила сводница, вернувшаяся в палатку с чистым куском льняной ткани, который стала накладывать на рану. – На него страшно было смотреть.
– Сейчас мне лучше, – мрачно произнес Цезарион. Ани шумно выдохнул через нос.
– Римляне вряд ли придут за тобой, – деловито заявил он, – ведь они взяли пятьдесят талантов золота. Зачем им преследовать какого-то строптивого парнишку, даже если он убил одного-двух легионеров? Они, скорее всего, уже на пути домой.