Наследник
Шрифт:
Тяжелый дальний реактивный бомбардировщик заводов Лебедева М4 «Лебедь» с бортовым номером «Пятнадцать» и неофициальным прозвищем «Стерх» выполнял внеплановый патрульный вылет. Летел самолет с базы полка в Сиверском, что под Санкт-Петербургом, на базу Дальней Авиации в Завитинске, что в Приморском краю. На борту воздушного корабля находился полный экипаж военного времени, а в бомбовом отсеке притаились две крылатые ракеты типа «Буря» с боеголовкой, начиненной атомной взрывчаткой. Шли на высоте в десять тысяч метров, заняв самый верхний из эшелонов, обычно предназначенных для полетов скоростных пассажирских самолетов. Рейсы которых сейчас сократили по всей России, из-за объявленного «чрезвычайного положения». Именно из-за этого положения и экипаж «Стерха» держался настороже. Даже обычно стремящиеся заснуть сразу после взлета бортовые стрелки сидели в готовности, наблюдая за воздухом и время от времени проворачивая пушечные турели. Самолет летел над сплошным облачным ковром, преодолевая версту за верстой. Казалось, все это будет продолжаться вечно. До сих пор полет, несмотря на полученные перед вылетом указания, проходил мирно и спокойно, ничем не отличаясь от обычного учебного. Первый пилот, полковник Голованов уже перестал бороться с надвигающейся дремотой, предоставив майору Делягину честь рулить полетом. Но внезапно с ними связался командный пункт Дальней Авиации.
Огромный, почти не уступающий размерами патрульному цеппелину, бомбардировщик заходил на посадку медленно и плавно. Наконец, почти перед самым касанием полосы, он выпустил шасси и словно просел, приседая на огромных колесах.
— Сел, — констатировал Величко. — Едем к стоянке, — и постучал по крыше кабины. Грузовичок «Газель» новгородского завода Фрезе, набирая скорость, двинулся по объездной дорожке к стоянке.
Громадный «Лебедь» мчался по взлетно-посадочной полосе, с каждой саженью теряя скорость. А затем, притормозив, неторопливо, лениво гудя двигателями, выруливал на отведенную ему стоянку. На которой его уже ждали местный представитель армейской контрразведки и четверка невольных путешественников…
Кронштадт выглядел по-фронтовому. Патрули морской пехоты, в полном боевом снаряжении — на каждом углу, редкие прохожие, причем большинство в черной морской форме. Командующий Балтийским Флотом вице-адмирал Петр Антонович Эссен отошел от окна и подошел к висящей на стене карте, испещренной условными обозначениями. Подумал, что лучше бы ему сейчас находиться не в Кронштадте, а на Атлантической эскадре у берегов Африки. Все-таки основные силы флота, не та мелочь, что сейчас стоит в балтийских портах. Еще раз мысленно проанализировал сложившуюся ситуацию и решительно двинулся к рабочему столу. Но дойти не успел — звонок прямого телефона связи с командным пунктом флота раздался раньше.
— Эссен, — коротко бросил контр-адмирал в трубку. — Так точно, господин адмирал, — невольно подобрался он, узнав, что на другой стороне линии — военно-морской министр, адмирал Белли. Белли кратко довел до Эссена полученную от полевого управления Генштаба информацию, потом отдал приказ. На что Петр Антонович ответил. — Есть, приступаю к выполнению, — и нажатием на кнопку звонка вызвал из приемной адъютанта.
— Мне — корабельную форму. Вызывай Альтфатера, Дитерихса и Голицына.
Через полчаса, отдав необходимые указания и оставив за себя вице-адмирала Альтфатера, контр-адмирал появился на борту учебного артиллерийского корабля «Аврора». Построенный в сороковых вариант броненосного корабля с полным набором орудий от пятнадцати до пяти дюймов, корабль, несмотря на интенсивную эксплуатацию, бегал не хуже новейших десантных кораблей. А бронирование корпуса и башен в некоторой степени защищало даже от береговой артиллерии, не говоря уже о пушках сухопутных броневиков и дивизионных орудиях.
В это же время с палубы винтолетоносца «Сисой Великий» взлетела дюжина транспортно-боевых «Сикорских» с десантом из морской пехоты. А с аэродрома «Бычье поле» поднялась четверка истребителей-штурмовиков для их прикрытия. Колонна вертолетов взяла курс в сторону поселка Сиверский и одноименного аэродрома Дальней Авиации…
А еще через час из Кронштадта в сторону столицы вышел небольшой конвой, возглавляемый «Авророй», за которой следовали четыре малых десантных корабля…
Россия. Санкт-Петербург. «Дворец Правительства». Июнь 1963 г.
Во дворце царила рабочая атмосфера. Стрекотали телетайпы, пулеметными очередями щелкали пишущие машинки, разнообразными мелодиями вызванивали телефоны. Курьеры торопливо переходили из кабинета в кабинет, разнося бумаги. По коридорам быстрым шагом проходили секретари, не спеша передвигались столоначальники и торжественно проходили управляющие. Временами, окруженный свитой, проплывал по коридорам министр или даже сам канцлер. И пахло в помещениях дворца бюрократией. Вошедшего сразу окутывало самыми приятными для любого чиновника запахами бумаги, сургуча, машинного масла для смазки пишущих машин и полов, как и положено в присутствии, натертых мастикой.
Но внимательный и чуткий посетитель мог заметить и еще один, почти неуловимый запах, не имеющий отношения к химии — запах страха. Тот самый запах, который в этом дворце появлялся, скорее всего, лишь в период знаменитого «Княжьего бунта». Тогда в этом дворце жило семейство великого князя Владимира, одного из предводителей заговора против Его Императорского Величества Николая Второго Сурового. С тех пор дворец, конфискованный у сосланного в Охотск мятежника, успел побывать собственностью императора, временным помещением для Радиевого института, превратившись, в конце концов, в здание, в котором располагалась канцелярия Канцлера Империи и представительские кабинеты министров. Так что здесь работали самые информированные люди в России. Знавшие настоящее положение дел, а не то, что пишут газеты. И, судя по атмосфере в учреждении, сложившаяся ситуация никого не радовала. В том числе и сидящего в кабинете канцлера Ивана Михайловича Горемыкина. Внук одного из политиков времен прошлого царствования, члена Верховного Совета Ивана Логгиновича Горемыкина[11], сумел достичь этого поста благодаря своей преданности династии и невероятной работоспособности. Во время своего пребывания на посту министра внутренних дел Иван Михайлович лично побывал практически во всех губерниях и краях России, а в присутствии мог задержаться даже за полночь. Но зато результатом работы остались довольны и Его Императорское Величество, и как это ни странно, либералы. Полиция неплохо почистила криминальный мир империи, но при этом жандармерия стала менее придирчивой к лицам, выражающим либеральные взгляды. В общем, надо признать, что внук оказался куда более умным и ловким политиком, чем дед и отец. Что и позволило ему занять должность канцлера Империи. Должность, которая внезапно оказалась не стол привлекательной вблизи, особенно в сложившейся ситуации и с учетом сделанных им ошибок.
Но в настоящее время Иван Михайлович сидел в своем кабинете один, перебирая и повторно перечитывая принесенные ему из министерства иностранных дел ноты, час назад врученные министру иностранных дел послами Британии, Соединенных Штатов, Франции и, как ни странно, Италии. «Японии не хватает для полноты картины, — подумал Горемыкин, — а в принципе полный набор недоброжелателей российских собрался в один кагал. На что они рассчитывают, выдвигая такой ультиматум? Идут ва-банк и рассчитывают на какие-то переговоры, возможно, формирование формально независимого правительства, но на деле подчиненного интересам британской короны и северо-американских финансистов? Поскольку понять, где заканчиваются интересы британской короны, а где начинаются северо-американские, последнее время практически невозможно, — невольно скаламбурил он. — Но Константин, конечно, не отец и даже не его брат Олег … но что-то в такое начало его царствования верится слабо. Тогда что? Рассчитывают напасть на нас, используя получившийся беспорядок? Тогда они должны быть твердо уверены в нейтралитете Германии и в том, что мы не применим атомное оружие, — канцлер невольно поморщился, вспомнив, что из четырех человек, имеющих право отдавать приказы силам атомного сдерживания, трое фактически отсутствуют. А с четвертым, наследником, пока положение неоднозначное. — Но даже если германцы останутся нейтральными, но Константин не займет трон. Пусть даже и атомное оружие не будет применено, на что они могут рассчитывать? Рванет на Востоке? Турция? Польша? Будут пытаться отрезать нас от нефти, от торговых путей, лишить выхода в Средиземное море, отрезать от тихоокеанского побережья? Как? — канцлер военным не был, но как всякий имперский политик высокого ранга, прослушал несколько популярных лекций военной стратегии. — Допустим, что при имеющемся перевесе сил они имеют возможности разбить или нейтрализовать флот. Все шесть авианосных групп, линейные и крейсерские эскадры и флотилии подводных лодок. Высадят десанты… Допустим также, что подавят береговую оборону и высадят. Сразу на Дальнем Востоке, на балтийском побережье, в Проливах. Остается армия, большая часть которой поддерживает нейтралитет в борьбе за власть, но против агрессора вступит в бой. Остаются воздушно-космические силы… Не представляю, как они силами всего своего союза попытаются оккупировать даже часть нашей территории. Ну, ладно, Санкт-Петербург на самой кромке Балтики стоит, а дальше? А Москва? А запасные командные центры в Сибири? Как они до них дойдут? Центральная Россия мало пригодна для ведения боевых действий. Огромная территория, частые дожди и туманы, большие лесные массивы, в которых могут скрываться целые армии, вооруженное и готовое к сопротивлению население. Тяжелая бронетехника будет привязана к хорошим шоссе. На них она будет подвергаться ударам с воздуха, нападениям партизан. Партизаны и диверсионные группы обрежут пути снабжения, взорвут дороги. Нет, совершенно немыслимо, чтобы они попытались вторгнуться в центральную Россию. Тогда чего же они хотят? На что рассчитывают? На одного Константина? На тех клоунов, что устроили цирк в Государственном Совете? После фиаско этих сил в двадцатые-тридцатые годы надеяться на приход их к власти способны только сами сторонники этих лицили люди, абсолютно некомпетентные. Или за этой возней скрыто что-то такое, что не смогли обнаружить ни мои люди в жандармерии, ни третье отделение… Мятежные выходки в Польше и Финляндии? Несерьезно, военные подавят их даже быстрее, чем в двадцатые… Военные… А военные молчат, мне так и не удалось установить с ними нормальные отношения… Может быть я зря не принял сразу одну из сторон? Вот только знать бы заранее, кто победит. Из Желтороссии настолько противоречивые сведения, что не ясно, жив ли Наследник. А если он мертв, то единственная кандидатура — Константин. Что опять же приводит к неприятному выводу, что именно на него сделала ставку «новая Антанта», — Иван Михайлович встал и прошелся по кабинету. — Если же так, то война становится практически неизбежной, — он остановился у окна и задумчиво посмотрел на облака. — Ядерная война, черт бы побрал всех этих англосаксонских недоумков! Потому что даже если наши военные, подчиняясь приказам сверху, не применят оружие, в войну вступит Германия. Ей терять нечего. После выполнения того, что требуют от нас в этом ультиматуме она остается одна против коалиции сильнейших держав мира. Из которых две рвутся к реваншу. А третья, похоже, скуплена англичанами на корню… Ситуация, надо признать, практически тупиковая. С какой стороны не оценивай, никакого выхода, кроме войны я не вижу. Или воюем мы против коадиции и при нейтралитете Германии, либо Германия против нее же при нашем нейтралитете. На Шанхай упало всего две бомбы и там до сих пор никто из китайцев не то чтобы жить, просто прогуляться по тем местам не хочет. Что будет с нами, когда упадут тысячи бомб в несколько раз мощнее шанхайских? — Горемыкин вернулся за стол. — Так на что же они надеются и почему столь самоуверенны? Неужели… договорились с Германией? — от такой перспективы он даже подскочил в кресле. И бессильно опустился на место, пытаясь хотя бы примерно оценить возможность такого сговора и его последствия. — Разделят Россию и ее колонии? Возможно. У германцев проблемы с колонизацией, желающих ехать в Африку за полвека стало еще меньше, чем раньше. А вот на привислянские, малороссийские и прибалтийские губернии они нацеливались еще в сороковые. Обменять пусть и богатые, но далекие южные пустыни на полностью цивилизованные и освоенные наши поля? Я бы на месте немцев согласился. Но тогда им не нужен ни Константин, ни Госсовет, ни я с правительством… Ультиматум, как дезинформация? Чтобы мы сидели и думали, пока они действуют?»
Иван Михайлович никак не мог прийти к определенному выводу. При этом Горемыкин отнюдь не глупым человеком. Но данная ситуация выходила за рамки привычных для него проблем. Обычный, повседневный мир, такой упорядоченный и спокойный, ломался и никак не хотелось верить, что на смену ему идет нечто, грозящее хаосом и смертями. Поэтому, когда в кабинет ворвались морские пехотинцы, Иван Михайлович почувствовал облегчение. Теперь все эти проблемы будут волновать уже не его, а его преемника.
Россия. Сиверское — Гатчино — Санкт-Петербург. Июнь 1963 г.
Аэродром в Сиверском традиционно, еще с тридцатых годов прошлого века, подчинялся командованию дальнего воздушного флота. На нем базировались первоначально бомбардировочные цепеллины и тяжелые самолеты Сикорского, потом — дальние бомбардировщики Сикорского и Анатра, а в настоящее время стоял авиационный полк тяжелых бомбардировщиков «Лебедь». Самые современные реактивные бомбардировщики Воздушно-Космических Сил Империи имели один недостаток — им требовалась длинная и широкая бетонированная взлетно-посадочная полоса. Из-за этого в империи имелось не более двух дюжин баз, способных принять эти самолеты, что делало их весьма уязвимыми в случае «большой войны». Именно поэтому после получения приказа от полевого генштаба часть самолетоврассредоточили по всем доступным аэродромом, а не менее трети самолетов сейчас патрулировала с полным боевым снаряжением в воздухе. Посадка одного из таких самолетов на аэродром, как для смены экипажа, так и по самым разнообразным техническим причинам, стала за последние дни делом привычным. Поэтому приземление «Стерха» особого внимания не привлекло. Тем более, что всех присутствующих больше интересовали приземлявшиеся на поле рядом с аэродромом тяжелые флотские винтолеты. Причем из приземлившихся винтокрылых машин еще не успевших выключить двигатели, в открытые люки выскакивали морские пехотинцы в полном боевом снаряжении, с винтовками, пулеметами и гранатометами наизготовку.